Мониша Раджеш - Вокруг мира на 80 поездах. 72 000 километров новых открытий

Никто не разговаривал. В течение первых нескольких часов Джем читал в вагоне-ресторане, Марк, прильнув к окну, наблюдал за низко нависшими облаками, словно отвергнутый любовник из песни 80-х. Подперев голову руками, я лежала на своей полке, наблюдая за тем, как красивые казахские ландшафты сменяются бесконечными степями с довольно убогими домишками. Проржавевшие листовые кровли, разбитые участки окон закрыты кусками оргстекла. Здесь уже ничего не напоминало о блеске Астаны, обветшалые фермерские хозяйства и покинутые дома проносились мимо окон, пока мы пробирались все дальше на северо-запад, останавливаясь на пару минут на станциях и полустанках советской эпохи, представлявшие собой просто окрашенные в пастельные тона коробки из бетона. Эти виды отражали наш общий настрой: у всех было ощущение, что сейчас вечер воскресенья, а завтра предстоит идти в школу. Джем и я направлялись обратно в Лондон, а Марку нужно было встретиться с друзьями в Москве, так что нам оставалось провести вместе еще два дня. В детстве у меня был календарь с героями Peanuts, на котором был нарисован Чарли Браун со Снупи на плечах, а снизу была подпись: «Неважно, куда ты едешь, главное – с кем». Тогда я не слишком задумывалась о ее смысле. Я никогда особенно не придавала большого значения цитатам знаменитых людей: обычно их пускали в ход не слишком эмоционально стабильные люди, но конкретно эта мысль была проста и правдива. Не так легко проводить вместе время целыми неделями в замкнутом пространстве размером с обувную коробку, буквально друг на друге, справляясь с голодом, усталостью, невозможностью нормально принять душ. Но мы выжили, нам помогло справиться голландское gezellig , благодаря нему нам удалось стать настоящей семьей, объединенной общим путешествием.

Придвинувшись к окну, я увидела там целую гору одеял и консервных банок сквозь дверной проем полуразрушенного сарая, где нашел приют бездомный. У дома теплился небольшой костер, а он сам сидел и делал самокрутку. Мы уже ехали дальше, а я смотрела ему вслед, на его низко склоненную голову, и думала о том, кто он такой, откуда приехал, почему оказался здесь. Именно поэтому меня влекло к поездам: всего на несколько секунд ты становишься свидетелем событий чьей-то жизни. Бродяга крутит самокрутку, мама прижимает к сердцу своего малыша, банкир отдыхает в свой обеденный перерыв. В этот момент они просто живут своей жизнью, не зная, что кто-то прямо сейчас, в этот момент, за ними наблюдает. В повседневной жизни обособленность – это неотъемлемая часть существования в большом городе, но она приводит к тому, что мы не видим и не замечаем друг друга. Иногда мы бросаем взгляд на другого человека, но тут же его отводим, лишь отметив про себя прическу или развязанный шнурок, но не смотрим и не слышим другого по-настоящему: эмпатия имеет тенденцию к полному исчезновению. За время нашего путешествия я настолько привыкла к своей роли зрителя в первом ряду, который без билета попал на театральное шоу, где в качестве сюжетов используются человеческие жизни, что сейчас с трудом представляла себе чувство изоляции, которое появится, когда закончится этот период нашей жизни под стук колес.

Распахнув дверь, в проеме появилась проводница с двумя стаканами пакетированного чая, веревочки с этикетками свисали по краям. Персонал в этом поезде был по большей части русский и на удивление очень приветливый и дружелюбный. Интересно, что золотых коронок на всех у них было больше, чем в клипе любого именитого рэпера. На борту было не так много пассажиров, и, как было с Оксаной в Трансмонгольском поезде, к нам проявляли практически материнскую заботу: приносили чай, печенье и дополнительные одеяла – несмотря на то, что температура в купе и так была по-тропически высокой. Наравне с казахами мы следовали модным тенденциям в поездах и носили вьетнамки и олимпийки. В купе всегда было очень жарко, поэтому мы не упускали шанса выйти наружу на остановках, чтобы успеть охладиться на ледяном ветру и не умереть от теплового удара. Глоток чая приподнял мое настроение, я выглянула в окно, где вечерний свет уже смягчил угловатость пейзажа, контуры голых черных деревьев выделялись на теплом персиковом фоне.

Я развернула карту и прошлась глазами по маршруту, который Джем рисовал на ней с того момента, как мы покинули Лондон: он начинался с запутанного клубка линий в Европе, дугой проходил по России, Монголии и Китаю, затем спускался вниз к Вьетнаму и заканчивался в Таиланде. Далее линия извивалась по территории Японии, образовывала форму плуга в Северной Америке. Из Северной Кореи она протянулась вверх и обратно в Китай, образуя петлю вокруг Тибета, прежде чем направиться на северо-запад, а затем к Центральной Азии. Я достала ручку и начертила последний участок нашего путешествия, остановившись на поселке Тобол, где мы находились сейчас, в пяти часах езды от казахско-российской границы. До настоящего момента я в полной мере не понимала, какой большой путь мы проделали: пересаживаться с одного поезда на другой стало привычкой, и я воспринимала каждый новый день как данность. Я держала в руке стакан с чаем, стараясь не пролить его на карту, и подсчитывала количество стран, чьи территории мы пересекли, оглядывая тонкие голубые капилляры рек, подпитывающие моря и океаны. Железнодорожные артерии на карте взбирались на горные вершины, проходили вдоль водоемов и перерезали границы между странами. Они почти не прерывались, пронизывая и связывая между собой тысячи маленьких и больших городов, объединяя страны, вдыхая жизнь в самые отдаленные уголки планеты. Хотя у меня уже вошло в привычку засыпать в одной стране и просыпаться в другой, квинтэссенция путешествий на поездах заключалась именно в том, что, пока ты находишься в них, чувствуешь себя на не принадлежащей никому территории – там, где нет единого языка, валюты и границ. Неприметные для тех, кто снаружи, эти оазисы на время путешествия становятся заповедными зонами для своих пассажиров.