Ольга Хлудова - Волны над нами

— Но я не могу спать, когда по мне ползают муравьи.

— Ночью они не ползают, они спят.

— А днем они будут жить с нами в палатке?

— А тебе жалко места? Мы чуть не поссорились…

Верный друг путешественников — инстинкт не обманул нас, когда мы ночью ставили палатку. Один канат, над входом, крепился на суке сосны, а другой — на абрикосовом дереве. Ветви абрикоса с желтеющими плодами касались крыши. Их количество обещало нам приятное будущее. Муравьи уже проложили дорожку по стволу. К сожалению, их путь шел через вход в палатку, по постелям к задней стенке, по ней вверх до отверстия в крыше и далее по канату на дерево. Это было еще полбеды, и я успокоилась за наше будущее. Не дожидаясь завтрака, схватив маску и ласты, я побежала к морю.

Тропинка сбегала по крутому склону. На палубе старого катера, стоящего на берегу рядом с белой мазанкой причала, спали фигуры, закутанные в простыни. Галечный пляж за причалом был пустынен в этот ранний утренний час. Солнце еще пряталось за зубцами Карагача, тень горы лежала на бухте.

Я ушла в самый дальний конец пляжа, где начинались обрывы слоистого откоса. Непослушными от волнения руками натянула маску и ласты и кинулась в воду. Вернее сказать, споткнулась о крупную гальку и упала в воде у самого берега, больно ободрав колени. Я искоса оглянула берег, боясь увидеть свидетелей моего позора, но берег был пустынен, как и прежде. Только у самого причала одинокий купальщик делал зарядку.

Я довольно неграциозно сползла в воду и поплыла, делая, как было сказано в инструкции, «те же движения, что при езде на велосипеде». Быстро устали мускулы ног. Сильным движением ноги назад я продвигалась вперед, движение ноги вперед отбрасывало меня на исходную позицию. После пятиминутного барахтанья на одном месте пришлось все же снять ласты и выбросить их на берег. Отплыв немного, я опустила лицо в воду и открыла инстинктивно зажмуренные глаза. То, что я увидела, заставило меня в буквальном смысле захлебнуться от восторга. Немного отдышавшись, с горлом, горящим от соленой воды, я покрепче стиснула резиновый загубник трубки и, погрузив лицо в воду, медленно поплыла от берега, рассматривая расстилающийся подо мной пейзаж.

От этого первого погружения осталось только общее впечатление. Гладкие, обкатанные волнами камни у самого берега, немного глубже — первые жидкие кустики нитевидных водорослей, большие беловатые воронки водоросли падины на плоских камнях и затем густые заросли цистозиры. Ее пышные султаны медленно колебались в проходящей волне. Камни и скалы образовывали гряды, покрытые буйными курчавыми клубами этой водоросли. Метровые стебли цистозиры скрывали промежутки между отдельными камнями и создавали впечатление монолитности холмов. Между ними извивались узкие овраги, наполненные непроницаемой зеленой мглой. Кое-где открывались полянки гладкого песка. Прозрачная вода и расстилающийся подо мной пейзаж создавали полную иллюзию полета. У меня замирало сердце, когда я проплывала над глубокими оврагами. Нелепое опасение, что можно упасть с высоты, заставляло невольно ускорять движения. Это было как в детских снах, когда, летя над пропастью, начинаешь вдруг падать вниз и только быстрые взмахи рук поддерживают тебя в воздухе. Вода, полная лазурного блеска у поверхности, становилась все более зеленой в глубине, затягивая даль светящимся туманом. Рыб почти не было. Две-три серебристые рыбешки мелькнули у самой поверхности, прошла стайка мальков. Вероятно, рыбы было не меньше, чем обычно, но я их не замечала, увлеченная новыми впечатлениями.

Протянув руку, чтобы сорвать пучок цистозиры, почти касавшейся моего тела, я обнаружила, что водоросли были значительно дальше, чем казалось. Или у меня стали короче руки? Я встала вертикально в воде и посмотрела вниз. Ноги, оказывается, тоже сильно укоротились. Зато вместо привычных ступней размера 36 у меня выросли громадные лапы, по меньшей мере, 45-го размера. Эти совершенно чужие ноги находились где-то в районе под мышек, и я, как Алиса в стране чудес, съевшая волшебный гриб, ждала каждую минуту, что уткнусь в них подбородком.

Подивившись на странное явление, я продолжала плыть ДО тех пор, пока холмы и водоросли не остались позади и сменившее их гладкое песчаное дно, постепенно понижаясь, заменилось зелено-голубым туманом. На берег вышла совершенно посиневшая, щелкая зубами от холода, с телом, покрытым «гусиной кожей». И если в дальнейшем изменялись и объекты наблюдения и места, где мы плавали, то состояние сильнейшего переохлаждения неизменно сопровождало все наши подводные экскурсии независимо от температуры воды. В теплую погоду оно наступало позднее, в холодную раньше. Правда, из соображений эстетического характера мы называли «гусиную кожу» «лебединой», что, не изменяя сути дела, придавало этому эпитету более благородный характер. Но заставить себя выйти из воды до ее появления было выше наших сил.