Мишель Пессель - Путешествия в Мустанг и Бутан

Здесь обитель богов, и сюда тысячелетиями шли умирать жрецы, монахи и мудрецы. Много веков Гималаи привораживают людей, но и сегодня их величественные вершины окутаны покровом тайн.

Полгода прожил я в непальской столице под сенью Гималаев. Весной облака над городом расступились, явив сверкающий на солнце континент вечных снегов, что вытянулся на 3 тысячи километров через всю Азию. Прикрыв глаза рукой, я глядел поверх пагод Катманду на умопомрачительный белый барьер. Взгляд цеплялся за острые пики, а воображение бежало дальше, дальше, как это случалось со многими до меня и, наверное, будет после. Где-то там рисовались затерянные горизонты, неведомые страны. Они ждали меня…

23 апреля 1964 года меня разбудили стуком в дверь бунгало. Было пять часов утра; сбросив с себя одеяло, я вдруг сообразил, что настал долгожданный день. Стало как-то боязно.

За окнами светлело. Быть может, в последний раз просыпаюсь я в таком комфорте. Жена тоже встала. Хотя она ждет ребенка, ей непременно хочется проводить меня на самолете до крохотного городка Покхара, откуда, собственно, и начнется мое путешествие.

Вскоре шарканье подошв по полу оповестило о прибытии Калая. Выглядел он довольно нелепо: лукоподобные ноги тонули в широких белых брюках, спадавших на высокие горные ботинки, сверху красовалась клетчатая рубаха канадского лесоруба и ярко-розовый пуловер из гардероба моей жены. Впрочем, с утра любое грандиозное начинание выглядит до странности нелепым. Калай значился поваром и сирдаром (главой носильщиков), но пока был единственным человеком во всей долине Катманду, согласившимся участвовать в моей экспедиции. Если, конечно, она состоится.

Комнаты бунгало выглядели камерой хранения автобусной станции: два громадных кофра из белой жести соседствовали с деревянными ящиками, которые мы с Калаем заколотили накануне; по полу разбросаны рюкзаки, к столу привалена ивовая корзинища, набитая кастрюлями и пластмассовой посудой.

Через несколько минут после прихода Калая в дверь тихонько постучался Таши. Этот был в щеголеватых узких брюках из темной материи и в безупречно белой рубашке — в таком виде он собирался лезть на Гималаи.

Я все время пытался представить, какова будет совместная трехмесячная жизнь с Таши. Говорил он только по-тибетски. Что же до Калая, то на него особенно рассчитывать не приходилось.

С Калаем нас связывало давнее знакомство. В 1959 году, когда я путешествовал в районе Эвереста, Калай показал себя проворным и честным помощником. Верность и отвага вообще характерны для племени таманг, к которому он принадлежит; думаю, Калай дал бы себя убить, защищая меня. Но сейчас, пять лет спустя, он сильно изменился: стал каким-то чванливым и заносчивым. Кроме того, ему исполнилось 27 лет (как и мне), и, по здешним понятиям, он был стар. Жена умоляла меня найти кого-нибудь другого, но в Катманду не нашлось больше охотников сопровождать меня.

Снаряжение и ящики погрузили в два «джипа», и под рев моторов мы вылетели со двора отеля «Роял» на улицу. Сунув руку в карман, я еще раз нащупал листок бумаги — драгоценный документ, стоивший мне шести месяцев хлопот; это был выправленный по всей форме пропуск, разрешавший мне посетить на свой страх и риск территорию Мустанг.

Я мог гордиться: мне первому из европейцев предоставили возможность свободно бродить по Мустангу. А услышал я об этом затерянном королевстве совершенно случайно. В Катманду знали лишь, что въезд туда запрещен и что земли королевства начинаются за массивами высочайших в мире горных вершин Аннапурны и Дхаулагири.

На карте Мустанг выглядел полуостровом площадью около 1200 квадратных километров. С остальной частью Непала Мустанг соединяла одна-единственная дорога; судя по отметкам, это самое «высокопоставленное» в мире королевство: средняя высота его превышает 4 тысячи метров над уровнем моря.

Первое упоминание о Мустанге, которое мне удалось разыскать в английской литературе, относится к 1793 году. Правда, была еще строчка в письме, отправленном из Индии одним капуцином в 1759 году; он сообщал, что прослышал о «королевстве Мустанг, независимом от Лхасы, но лежащем в пределах Тибета». Первое авторитетное свидетельство привез В. Дж. Киркпатрик, англичанин, открывший Европе Непал. Он писал в своей книге, что река Кали-Гандак, «по слухам, течет на север от Мукти и начинается в Мустанге». И добавлял: «Мустанг — важное место в тибетских горах». Девять лет спустя, в 1802 году, Ф. Бьюканан рассказал о «тибетском графстве Мастанг», которым правит «вождь бхотов, именуемый раджой». Название «Мастанг», или «Мустанг» (как пишут с 1852 года), в дальнейшем время от времени появляется в литературе, причем все информаторы подчеркивают независимый статус «короля», или «раджи», Мустанга.