Ареф Минеев - Пять лет на острове Врангеля

Удастся ли получить Обручеву это сообщение или нет, мы не знали, как не знали и того, полетит ли он вообще на остров Врангеля.

Наконец Обручев о себе подал голос. 3 сентября из Уэллена пришла телеграмма:

«Самолет экспедиции Арктического Института вылетает второго мыс Северный, третьего, в случае благоприятной погоды, исправности машины — на остров Врангеля. Можем сделать однократный перелет мыс Северный вывезти семь человек. Обручев».

Мыс Северный нас не устраивал, но можно еще было договориться и повернуть самолет к «Совету», а уж потом пускай летят и на Северный. Плохо только, что «Совет» прочно застрял во льдах. Если ко времени прибытия самолета ему не удастся выбраться на чистую воду, то людям волей-неволей придется лететь на мыс Северный. Вести с корабля были малоутешительны, хотя в последней телеграмме Дублицкий обнадеживал, уверяя, что положение изменится к лучшему.

В тот же день «Совету» удалось вырваться из ледяного плена и выйти на чистую воду. Нам сообщили, что самолет у парохода можно принять.

Третье число наступило, а самолета не было, да и не слышно было о нем ничего. Наступило 4-е, а о самолете попрежнему известия отсутствовали. Дублицкий сообщал, что судно идет вдоль кромки льда к острову Геральд и что посадка самолета у корабля вполне возможна.

Наступил следующий день. В середине дня с «Совета» сообщили, что их постепенно окружает льдом, но посадка все еще возможна.

Мы, жители острова — и те, кому предстояло лететь, и те, кому предстояло остаться зимовать на четвертый год, были одержимы одной мыслью: «прилетит или не прилетит?» Все выходившие наружу прежде всего обращали свои взоры к горизонту, высматривая в небе стальную птицу. Но пуст и молчалив был горизонт, озаренный лучами солнца.

5 сентября мы работали в комнате, и вдруг услышали снаружи какие-то дикие вопли. Потом кто-то торопливо протопал по сходням, открыл дверь и крикнул «летят!»

Набросив кухлянку, я выскочил за дверь, следом вышла Власова. У юрт стоял истошный вопль. Люди как будто с ума сошли, особенно эскимосы. Они бегали и прыгали у юрт, бросали в воздух все, что у них было в руках, показывали друг другу руками на море и беспрестанно вопили: «самолет! самолет!»

Мы услышали рокот винтов, а потом увидели и самую машину. Она уже была над косой, промелькнула над бухтой и пошла над нами. С самолета приветственно махали нам руками люди. Мы отвечали им тем же. Сделав два круга, самолет пошел на посадку.

Не успел самолет вспенить воду бухты, как снова послышались крики «самолет!» С запада летел еще один самолет, он не стал кружиться над нами, а с хода пошел на посадку. Как оказалось, на втором самолете был пилот Кошелев, который уже прилетал однажды на остров, поэтому он хорошо знал, что бухта Роджерса достаточно глубока и не имеет подводных камней.

«Савойя» в бухте Роджерс (лето 1932 г.).

Все население острова, собравшееся на берегу внутренней косы, у здания радиостанции, встречало гостей. Из самолета выходили все новые и новые люди. Мы отвыкли от свежих людей. Это были первые люди за три года, прилетевшие к нам с материка, и нам показалось, что прилетел целый полк людей. Их же на двух самолетах всего было десять человек.

Как только они сошли на берег, с нашей помощью самолеты были устроены, чтобы их не сорвало и не унесло ветром. Потом гурьбой отправились к старому дому. Начальник летной группы Колымской Экспедиции Б. Л. Красинский привез нам немного продуктов, газет и журналов.

— За последнее, — сказал он, — благодарите журналиста Макса Зингера, корреспондента газеты «Известия». Все, что у него было, он прислал вам.

За три года мы зверски истосковались по свежей литературе, поэтому благодарны были Максу Зингеру за его заботливость бесконечно.

Мы с Власовой хорошо знали, что прилетевшие голодны, что их нужно как следует накормить, но предложить им мы могли только мясо морского зверя. Власова раньше ушла в дом, и к нашему приходу в кухне гудела целая артель примусов, жарилась моржатина и варился чай. Для такой оравы людей у нас не было посуды, пришлось мобилизовать все, что было, даже у эскимосов.

По приходе в дом, пока люди мылись и чистились, я с Обручевым, Петровым и Красинским обсудили положение. Я настаивал на полете на «Совет».

Они не возражали против полета на «Совет», если там имеются достаточные пространства свободной, воды для посадки и если мы можем обеспечить им горючее. Горючего у нас было много. У нас было несколько тонн грозненского авиационного легкого бензина, и, кроме того, у нас был бакинский бензин второго сорта, который мы употребляли для двигателя нашего вельбота. Но двигатели самолета были отрегулированы на бакинский бензин и на грозненском работать не могли.