Тим Северин - Дорогами Чингисхана

Рубрук нашел, что Каракорум поразительно мал для столицы мира. Он оказался не больше, чем парижское предместье Сен-Дени, хотя, по словам Рубрука, придворных там находилось так много, что для одного только пира в честь гостей кагана потребовалось 105 повозок, груженых выпивкой. Единственной причиной существования города был примыкавший к нему и отделенный от него тройной стеной ханский анклав. Здесь Рубруку нашлось, на что подивиться. Доминантой царской территории был огромный шатер, построенный на возвышении из утоптанной земли. Внутри, как пишет путешественник, шатер походил на огромную церковь с центральным нефом, окруженным рядами колонн. Посетители входили в него через одну из трех дверей на южной стороне и оказывались в уходящем вдаль огромном зале, в конце которого виднелось тронное возвышение. Там в величественной позе на шкуре пантеры восседал Великий Хан. Справа от него, на подобном балкону возвышении, занимали места его сын и братья. Напротив них, слева от Великого Хана, таким же образом располагались его жены и «фрейлины». На возвышение с ханским троном вели две лестницы, по которым взбирался «дворецкий», поднося царственным особам кубки, поскольку этот шатер был всего лишь пиршественным залом. Великий Хан остался кочевником и пользовался этим залом лишь дважды в год, когда проезжал Каракорум во время ежегодного кочевья от одного сезонного пастбища к другому. Раскопки русских археологов подтвердили, что зал был поистине огромен, 165 на 135 футов, его пол покрывала светло-зеленая глазурованная плитка, а колонны стояли на расписанных и полированных гранитных цоколях.

Главный предмет убранства зала был столь необычен и прекрасен, что слава о нем доходила до самой Персии. Он был изготовлен и затейливо украшен французским ювелиром по имени Гильом, захваченным в плен в Венгрии, а затем жившим в Каракоруме. Размещался сей предмет вблизи главного входа и представлял собой дерево, все части которого были отлиты из серебра — ствол, листья, ветви, плоды. На самом же деле это было устройство для разлива укрепляющих напитков. В его основании четыре серебряных льва извергали белые струи кобыльего молока, над ними на четырех ветвях извивались серебряные змеи, готовые наполнить кубок вином, напитком из молока кобыл, медом или китайским рисовым вином. Когда требовались эти напитки, главный кравчий давал знак человеку, спрятанному внутри устройства, и тот дул в трубу, ведущую к механическому ангелу, сидящему на вершине дерева. Ангел поднимал трубу и издавал трубный звук. Это было сигналом для слуг, находящихся вне пределов зала. Те заливали требуемый напиток в соответствующую трубку, подведенную к дереву, и далее напиток стекал в серебряную чашу.

Несомненно, Гильом был единственным уроженцем Западной Европы, жившим в Каракоруме в то время. К ханскому двору прибивало обломки великих монгольских войн — здесь были пленники, рабы, наемники, переводчики. Из европейцев Рубрук встречал русских, мадьяр, грузин и армян, а кроме того, китайских купцов, тибетских священников, арабских и персидских торговцев, послов из Средней Азии. Каракорум казался такой многонациональной ярмаркой, что Рубрук выглядел лишь одним из множества заморских гостей. Он привлекал внимание только тогда, когда, как монах, пытался ходить босиком. В условиях сурового климата Монголии это смотрелось странно, и удивленные прохожие бурно обсуждали чудака. Но, как вскоре сам Рубрук убедился, временами погода становилась холодной настолько, что грозила оставить его без ног, так что пришлось ему носить обувь, как всякому при дворе.

Вместе с сотней лошадей наш отряд обошел загадочно улыбавшуюся каменную черепаху — на удачу: мы с Полом, Ариунболд, Герел, который только сегодня смог освободиться из-под груза дел и присоединиться к нам, и трое крепких пастухов-провожатых. Байяр и Док отправились вперед, к первой почтовой станции, в сопровождении друзей и добровольцев. Постоянным участником нашей команды был Делгер Сайхан, молодой человек, присматривавший за лошадями, подаренными нам возле Каракорума. Мы с Полом сами выделили его во время первой поездки на Бурхан-Халдун. Делгер, один из самых молодых и деятельных пастухов, проявил себя неутомимым и старательным помощником. Его имя означает «широкий добрый», и было ему около семнадцати лет, хотя выглядел он едва ли на пятнадцать. Его отец проживал в Улан-Баторе, но сам он переехал за город, к бабушке. Герел и Ариунболд наняли его для ухода за нашим маленьким эскадроном из подаренных лошадей. Предполагалось, что кони, которых мы будем получать на пересадочных станциях, поручаются заботам пастухов-провожатых. В своем потрепанном дээле, с мокрым носом, чумазой физиономией и конским запахом, исходившим от его тела, Делгер был самым безобидным и приветливым парнем в мире.