Тим Северин - Дорогами Чингисхана

По какой бы дороге ни выехал из Канбалу гонец великого хана, через двадцать пять миль он приезжает на станцию, по-ихнему янб, а по-нашему конная почта… На каждой станции по четыреста лошадей; так великий хан приказал; лошади всегда тут наготове для гонцов, когда великий хан куда-либо посылает их… По всем главным областным дорогам через двадцать две мили, а где через тридцать, есть станции; на каждой станции от трехсот до четырехсот лошадей всегда наготове для гонцов; тут же дворцы, где гонцы пристают. Вот так-то ездят по всем областям и царствам великого хана… Когда нужно поскорее доложить великому хану о какой возмутившейся стране, или о каком князе, или о чем важном для великого хана, гонцы скачут по двести миль в день, а иной и по двести пятьдесят миль… Если гонцов двое, оба пускаются с места на добрых, сильных скакунах; перевязывают себе животы, обвязывают головы и пускаются, сколько мочи, вскачь, мчатся до тех пор, пока не проедут двадцать пять миль на станцию, тут им готовы другие лошади, свежие скакуны. Садятся они на них, не мешкая, тотчас же, и как сядут, пускаются вскачь, сколько у лошади есть мочи; скачут до следующей станции; тут им готовы новые лошади, на них они садятся и едут дальше, и так до вечера…

Система орто стала одной из глубинных причин успеха Монгольской империи. Чингисхан и его наследники без труда осознали тот факт, что быстрая и надежная связь дает преимущество перед врагом, а без такой связи огромная империя становится неуправляемой. В самом деле, система орто столь хорошо послужила на диких просторах Средней Азии, что в Монголии ею пользовались еще долго после того, как во всем остальном мире она ушла в историю. Некоторые почтовые станции сохранялись до 1949 года.

Отставной дипломат Цевегмид, почтенный пожилой человек восьмидесяти лет, бывший представитель Монголии в Китае, которого я встречал в Улан-Баторе еще до поездки в Каракорум, рассказывал мне, как в юности ему разрешили воспользоваться услугами правительственного орто, чтобы добраться через всю страну к месту работы. Он был одним из первых в стране квалифицированных учителей, и его отправили составить отчет о положении в новой школе за 470 миль. С тех пор он сохранил официальный пропуск, написанный красными чернилами монгольским письмом. Документ предписывал на каждой станции давать подателю пропуска пищу, кров и провожатых, а также свободных лошадей. «Эта система служила прекрасно, — рассказывал он. — Богатые семейства в каждой местности по очереди предоставляли почтовой службе своих лошадей. Для них это было дело чести. В те годы у нас еще были бухи — профессиональные наездники-гонцы. Он были лучшими из всех наездников, отборные молодые парни, очень сильные и выносливые. Обычно они были родом из довольно бедных семей, потому что служба их очень и очень тяжелая. Доставляя важные правительственные депеши, они могли скакать от станции к станции без передышки, даже не касаясь ногами земли, лишь перепрыгивая с одной лошади на другую. Во время скачки они так выматывались, что носили бандаж. Об этом писал еще Марко Поло. Они туго перепоясывали тело кожаными или тряпичными поясами, чтобы держаться в седле прямо на протяжении нескольких дней».

Наша экспедиция не ставила целью пересечь Монголию в столь эффектной манере, но мы все же планировали раз за разом менять лошадей в духе средневековых путешественников, наделенных императорской пайцзой. Наши пересадочные станции располагались в маленьких административных центрах, так называемых центрах сомонов (сумов), к западу от Каракорума, вдоль древнего имперского пути. Ариунболд предполагал посещение центра каждого сомона и распорядился, чтобы в каждом нас ожидали сменные лошади и пара проводников.

Выезжая из ворот монастыря со всеми нашими лошадьми, мы смотрелись скорее как небольшой отряд армии Чингисхана, чем как почтовые курьеры, поскольку наши провожатые вели в поводу по меньшей мере сотню лошадей, включая нескольких кобыл с жеребятами. К счастью, мы снова повернули направо, и, едва мы обогнули монастырскую стену, нашим взорам открылась достопримечательность, разрешения посетить которую я особо добивался. Это одна из крупнейших и самых примечательных реликвий того времени, когда Каракорум был центром Монгольской империи. Она представляет собой массивную каменную статую черепахи, высеченную из гранита и поставленную в полумиле от города к северо-западу, на плоской равнине. На спине черепахи была приделана каменная табличка, надпись на ней запечатлела повеления Великого хана или, по другой версии, заклинание, охраняющее от потопа. Теперь надписи нет, а спина и голова черепахи завалены камушками, которые приносят сюда монголы в качестве подношения духам-хранителям места. Как писали русские археологи в докладе, напечатанном в 1965 году, эта черепаха — последняя уцелевшая из тех, что стояли парами у двух главных ворот в Каракорум в то время, когда туда приезжал Рубрук.