Костер дымит. Сырые коряги шипят, дым валит в отверстие в верху юрты.
Шкуры, спальные мешки — «кукули», маленькая меховая кибитка для грудного ребенка, «таты», украшенные бисером, — таково типичное жилье кочевника-тунгуса, в котором он проводит всю свою жизнь.
Но в юрте есть нечто не совсем обычное. На сучке висит объемистый портфель, а на полу лежат несколько книжек и среди них — политграмота.
Вещи эти принадлежат Василию Хабарову. Это молодой веселый юноша в кепке, с круглым лицом и живыми агатовыми глазами.
Он учился в Магаданской советской партийной школе года полтора. Болезнь легких заставила его бросить учебу и возвратиться в свой полукочевой колхоз. Привольный воздух тайги залечил его легкие, но врач советует пока не торопиться в школу. Василий живет в юрте, охотится, бьет без промаха белку в голову, ходит по лисьему следу, ставит «черканы» на «горносталя». По вечерам же он отправляется в школу и вместе с председателем артели, тоже Хабаровым (половина Бараборки состоит из Хабаровых), прорабатывает в тунгусском комсомольском кружке политграмоту.
Семидесятилетний Хабаров болен. Нерпа и юкола вызывают у него неудержимую рвоту и боли. Буленко подсаживается к старику, щупает у него пульс, дает ложку лекарства и вынимает из походной сумки пакет.
— Получай. Тут тебе прислали исполкомовский паек бесплатно.
В пакете сливочное масло, сахар, печенье.
Старый больной ороч радостно улыбается. Теплее и светлее стало в юрте. Раньше за тонкой стеной юрты была только суровая и равнодушная природа севера, тайга, звери, завывание ветра. Теперь иное: старик чувствует огромную помощь и внимание к кочевникам со стороны советской власти и партии.
На протяжении десятка километров в лесу разбросаны такие же юрты. Тунгусы ездят на оленях из своего дома гостить в другие юрты. Но сейчас большинство юрт пустые. Половина членов Бараборской промысловой артели ушла к Маякану на богатые ягельные корма для откорма оленей. Но эта отлучка временная. В Бараборке находится национальный центр, здесь имеется школа-интернат, в которой живут и учатся дети тунгусов. В Бараборке есть медицинский пункт, правление артели и один жилой дом, в который уже перебрались из юрт несколько тунгусских семей. Никогда в этой глухой тайге не было такого оживления. Прибывшие из Олы плотники рубят деревья, тешут доски, строят избы, коровники, конюшни. К весне здесь будет еще десяток домов, в которые переедут тунгусы.
В двадцати километрах от Бараборки расположена Ола — старинный торговый пункт на охотском побережье, куда с XVIII века ходили американские шхуны, японские сейнеры, русские баркасы из Охотска. Ежегодно на Ольскую ярмарку ехали тунгусы и камчадалы из Бараборки, Удликана, Маякана, Сиглана и всего побережья.
На площади стояли лавки, трактиры и церковь. Пускали на ярмарку после уплаты «ясака» — подати. Попы слетались в эти дни как коршуны на добычу. Приезжал иногда и архиерей из Владивостока. Каждый поп имел собственных тунгусов на откупе. Иногда между попами, залезшими в чужую вотчину, происходили драки. Тунгусов крестили, женили, хоронили, отпевали чохом, за год сразу. За крещение брали лисицу, за похороны — сиводушку, за отпевание — десяток белок. К концу ярмарки попы вывозили из Олы целые подводы пушнины.
Охотская купчиха Бушуева держала в кабале весь район. За белку она платила тунгусам гроши при стоимости фунта ржаной муки в двадцать — двадцать пять копеек. Но все это отошло в область предания.
Мы заходим в кооперативный ларек Бараборской артели. На полках ларька прекрасно выпеченный белый хлеб, сгущенное молоко, байховый и кирпичный чай, леденцы, сахар, махорка, папиросы, сливочное масло, пастила, фруктовые компоты, лук, зубной порошок, спички, мыло бельевое и туалетное, клюквенный экстракт, варенье, вермишель, макароны, томат, кофе.
К прилавку подходит ороч. Он улыбается, протягивая руку продавцу, и вытаскивает из кармана пачку денег.
— Давай, — говорит ороч.
— Что давать?
— Се давай.
Продавец отбирает все, что нравится колхознику и выдает расписку-счет для проверки в правлении.
К лавке подъезжает оленья нарта, и орочонка просит отвесить два килограмма белого хлеба лучшего сорта. Тунгусы едят только белый хлеб самого высокого качества.
Вот бюджет семьи Хабаровых, сообщенный мне председателем артели и проверенный мною по записям в книгах артели.
Хабаров-отец за год заработал на лове лососевой рыбы тысячу восемьсот двадцать три рубля. За лов селедки он получил тысячу двести шестнадцать рублей. За вывоз клепки сельхозкомбинату в Оле — шестьсот восемь рублей. За сплав дома — сто пятьдесят два рубля, за сенокос — четыреста пятьдесят семь рублей.
Читать дальше