Поль Брантон - Путешествие в сакральный Египет

Пока Муса сидел в скрипучем тростниковом кресле, я изучал его внешность. Он был невысок ростом. Его голову покрывал плоский тюрбан, скрученный из множества слоев белого полотна. На груди его проглядывал белый треугольник рубахи, а верхнюю одежду составляло длинное тяжелое одеяние из грубо вытканной козьей шерсти, какое обычно носят поверх широкой белой рубахи арабы-бедуины.

На вид ему было лет сорок восемь, не больше, хотя и лоб, и щеки уже были изрезаны морщинами. Подбородок его густо покрывала недельная щетина, но более всего привлекали внимание его длинные неухоженные усы и луковицеобразный нос. А вот его глаза — водянистые и наполовину скрытые тяжелыми веками — по правде говоря, не произвели на меня особого впечатления. Только линию рта можно было назвать правильно очерченной и приятной на вид. Все выдавало в нем человека простого, непритязательного и довольно ограниченного, каких бы вершин мастерства он ни достиг в своей профессии.

На обеих руках его красовалось по паре крупных серебряных колец. Выгравированные на трех из них надписи свидетельствовали о том, что Муса носил их в качестве оберега, веря в их мистическую охранительную силу. Четвертое же кольцо служило печатью: на нем было вырезано имя его владельца и заверение в его преданности Аллаху. Я знал, что Мухаммед неодобрительно относился к золоту, и потому его ревностные последователи предпочитают носить серебряные кольца (хотя вполне могли бы позволить себе и золотые).

Закончив чаепитие, мы приступили к работе. Муса предложил мне самому указать место, где ему следует поймать змею, дабы не возникло подозрения, будто он сам предварительно ее подбросил. Он добавил также, что ему совершенно все равно, где я определю место будущей змеиной охоты.

Я выбрал большой сад, примыкающий к одиноко стоящему старому дому, необитаемому на протяжении двенадцати, если не более, лет из-за спора между родственниками, претендующими на наследование этой некогда желанной собственностью. С тех пор как умер прежний владелец этого дома, многочисленные претенденты на него беспрерывно ходят по судам и тратят деньги на адвокатов, стараясь заполучить то, на что они, возможно, и не имеют никакого права; а дом тем временем пустует. Всю мебель уже растащили воры, крышу и пол разобрали, а потрескавшиеся стены давно грозят развалиться; так что спор между наследниками, скорее всего, прекратится сам по себе после того, как спорить станет уже не о чем. В любом случае, я знал, что дом уже давно превратился в уютную, хотя и лишенную мебели, гостиницу для змей, скорпионов, крыс и прочих тварей

— гораздо менее сварливых, чем человек. Сад доходил до самого Нила, но был так запущен, что мало чем отличался от пустыря, и его плачевное состояние служило лучшей рекомендацией для всех луксорских змей. Муса, как мне показалось, остался очень доволен моим выбором и, прихватив меня с собой, сразу же принялся за дело. Оборванная толпа в полсотни душ, все это время следовавшая за нами, была настолько возбуждена предвкушением захватывающего зрелища, что, несмотря на расслабляющую жару, дважды или трижды прокричала по-арабски нечто, приблизительно соответствующее нашему — «Да здравствует шейх Муса!»

* * *

После того как мы вошли в сад, Муса, желая рассеять все мои возможные сомнения (хотя таковых у меня не было вовсе, ибо шейх казался мне абсолютно честным, бесхитростным человеком), снял с себя верхнее коричневое одеяние и даже белую рубаху, оставшись в одной нижней сорочке и в носках! Целью этого непрошенного «разоблачения» была демонстрация того, что он не припрятал заранее змей в рукавах и не обмотал их вокруг ног! Я поспешил заверить его в том, что приведенных доказательств более чем достаточно, после чего он снова оделся.

Взяв в правую руку крепкую пальмовую палку трех футов длиной, Муса медленно побрел по усеянному каменными обломками саду. Вдруг он остановился и слегка постучал по одному из камней, издавая при этом языком какой-то кудахчущий звук, после чего затянул высоким голосом коранические стихи, перемежая их магическими заклинаниями и призыванием скорпиона.

— Под этим камнем сидит скорпион, — пояснил он, указывая на лежащий под ногами бесформенный булыжник, — я чувствую его!

Однако скорпион не показывался, и Мусе пришлось возобновить свои призывы и заклинания — на сей раз более громким и не терпящим возражения голосом. На этот раз ему повезло больше, потому что из-под камня, подчиняясь его повелительному тону, тут же выполз и замер неподалеку огромный скорпион. Муса нагнулся и ничем не защищенной рукой поднял его, после чего поднес ко мне поближе, чтобы я мог как следует его разглядеть. Это была желтовато-зеленая тварь длиной в три дюйма. Неповрежденное ядовитое жало — тонкое, но грозное оружие скорпиона — было хорошо различимо в положенном ему месте на конце хвоста. Его едва заметный желтый пузырек был наполнен сильнейшим ядом, сулившим мучительную смерть любому потревожившему скорпиона человеку. Но, хотя опасное жало было угрожающе приподнято, скорпион даже не пытался воткнуть его в руку Мусы.