Артур Шопенгауэр - Искусство побеждать в спорах (сборник)

В средние века, по мере развития церкви и преобладания духовенства, философия пришла в упадок. Даже более того, как свободное исследование, философия, строго говоря, совершенно прекратилась, а вместо нее явилась карикатура, какой-то призрак без формы и содержания – схоластика, которая была ничем иным, как прислужницей богословия, то есть разъясняла и доказывала богословские догматы. Церковное учение не только пользовалось внешней силой и властью так, что малейшее уклонение от веры считалось тяжким преступлением, но оно еще овладело умами до такой степени, что самая способность мыслить была парализована. Всякий ученый человек, не говоря уже о простых смертных, считал сверхъестественные явления, о которых учила церковь, такими же реальными, как внешний мир. Никому не приходило в голову, что мир есть неразрешимая загадка, потому что церковные догмы, привитые с раннего детства, имели в глазах всех значение фактической истины, сомневаться в которой считалось безумием. Об исследовании природы не могло быть речи, потому что на такое занятие смотрели как на колдовство. История безмолвствовала, древний классический мир стал недоступным, изучение древности считалось опасным. Аристотеля читали в плохих арабских переводах и считали сверхчеловеческим, а именно потому, что не понимали его. Но несмотря на эти неблагоприятные условия все-таки попадались в среде схоластиков люди с великою силою мысли. Судьба их может сделаться для нас понятной следующим сравнением. Представьте себе живого человека, с детства заключенного в башню и лишенного всякого занятия и общества. Из немногих предметов, которые его окружают, он построит себе особенный мир и населит его своими фантазиями. То же случилось со схоластиками. Замкнутые в монастырях, не имея ясного понятия о мире, природе и древности, вечно наедине со своей верой и своим Аристотелем, они построили себе христианско-аристотелевскую метафизику.

«От искусства получает всякий лишь столько, сколько он сам в состоянии дать »

Материалом ее служили отвлеченнейшие понятия, далекие от всякой действительности, как то: ens, substantia, forma, materia, essentia, existentia [38]и тому подобные. Реальных понятий совсем не было, церковная вера заступила место мира действительного, мира опыта. Схоластики философствовали только о церковной вере, как мы теперь философствуем о мире действительном, опытном.

Сущность гения измеряется излишком познавательных сил над тою мерою их, которая необходима для потребностей воли. Но это только относительное определение. Есть люди, у которых познавательные стремления сильнее воли, но они вовсе не гениальны; познавательные способности.

таких людей конечно больше, чем у большинства, но воля у них слабая, то есть они не имеют сильных желаний. Познание само по себе больше занимает их, чем цели; они – люди с талантом и умом, у них веселый и довольный нрав, но нет гениальности.

Ясность, веселость, благоразумие и отсюда – счастие зависят от отношения, в котором находится у каждого человека интеллект к воле, и от степени преобладания ума над чувством. Гениальность же зависит от отношения ума одного человека к умам всех остальных людей, от степени превосходства его над другими, причем и воля его может быть соответственно сильнее, чем у других.

Средний человек целиком погружен в бытие; гений, напротив, пребывает в познавании. Так как познание вещей безболезненно, а бытие – ужасно, то этим объясняется, почему жизнь обыкновенных людей носит на себе печать тупой, тяжелой и скучной серьезности, между тем как жизнь гения озарена светлой радостью, которая, несмотря на то, что страдания гения сильнее, чем обыкновенных людей, часто просвечивает на лице его подобно солнцу, сияющему из-за темной тучи. Это особенно заметно при наблюдении над гениальным человеком и обыкновенным во время постигшего их несчастия. Тогда окажется, что между ними такое же различие, как между смеющимся человеком и вечно серьезным животным.

Обыкновенный человек, которому не удалось осуществить сто желаний, все-таки схватится за сто первое желание, чтобы только утешиться и вечно надеяться. Гений же, благодаря сильной и непреодолимой воле, находится всегда в разладе с миром; разладе, который предшествует чистому созерцанию.

Когда средний человек, познавание которого направлено только к целям и потребностям воли, примется за искусство или философию, то воля побудит его смотреть на мир бескорыстно, то есть он из интереса будет смотреть на мир без интереса. Он, следовательно, придет к тому противоречию, в какое приходит получивший наследство, который хочет и должен плакать по умершему родственнику, но не может. В силу такого противоречия средний человек не может создать ничего серьезного и ценного и по необходимости должен быть кропателем [39]в философии и искусстве.