Рихард Крафт-Эбинг - Преступления любви. Половая психопатия

В оригинале цитируется на английском языке. – Ред.

Ср. труд автора «Über geschlechtliche Hörigkeit und Masochismus» («О половой зависимости и мазохизме») в «Psychiatrische Jahrbücher». Bd. X. S. 169 ff., где этот вопрос рассмотрен подробно, особенно в судебно-медицинском отношении.

«Половое рабство» должно быть, безусловно, отличаемо от мазохизма, хотя и при последнем излюбленными терминами являются «раб» и «рабыня», как обратное выражение мазохистских отношений. Точно так же наше «половое рабство» не должно быть смешиваемо с «рабством женщины» Дж. С. Милля. То, что Милль обозначает данным выражением, – это законы и обычаи, социальные и исторические явления, мы же говорим о фактах, которые каждый раз индивидуально мотивируются, которые, наоборот, стоят в противоречии с существующими обычаями и законами. К тому же здесь речь идет не об одном, но об обоих полах.

Самое важное при этом, вероятно, то, что благодаря привычке к покорности может развиваться своего рода механизм, при котором побуждения не осознаются, он действует с автоматической точностью послушания, которому даже и не приходится бороться с мотивами противоположного характера, с задерживающими представлениями, потому что он находится ниже порога сознания и в руках властвующей стороны является надежным инструментом.

В литературе всех народов половое порабощение, естественно, играет большую роль, что вполне понятно: ведь для поэтов необычные, но не извращенные явления психической жизни служат благодарной и дозволенной темой. Знаменитейшее описание мужского рабства мы находим в «Манон Леско» аббата Прево. Превосходную картину женского рабства дает Жорж Санд в своем романе «Леоне Леони». Сюда же можно отнести «Кетхен фон Хейлбрунн» Клейста, которую сам автор называет дополнением к своей (садистской) «Пентесилее», далее «Гризельдис» Хальма и многие другие аналогичные произведения.

Могут встретиться случаи, где половое рабство выражается в действиях, могущих симулировать мазохизм. Там, где грубый муж истязает свою жену и она из любви к нему терпит эти истязания, не питая, однако, к ним влечения, мы имеем пред собой форму полового рабства, могущую симулировать мазохизм.

Весьма интересным представляется факт, основывающийся на однообразном происхождении подчиненности и мазохизма. Для иллюстрации первой обычно в шутку применяются такие образные выражения: «рабство, ношение цепей, быть связанным по рукам и ногам, запрячься в триумфальную колесницу, лежать у ног, быть под башмаком и т. д.»; это и суть те понятия, которые мазохист в своих извращенных стремлениях старается воплотить буквально. Подобные сцены обычны в повседневной жизни и даже стали тривиальными. Они ведут свое начало из поэтической литературы. Поэзия во все времена отмечала среди общих картин сильных любовных страстей момент зависимости от предмета, который может соглашаться или отказаться, и факты подчиненности всегда подмечались ею. Поэт, создавая вышеприведенные выражения с целью обозначить зависимость влюбленного, по существу, идет тем же путем, что и мазохист, который создает подобные положения с целью образно представить свою зависимость, являющуюся для него не средством, а целью.

Уже поэзия древних пользуется для этой цели выражением «domina» («госпожа, повелительница») и охотно применяет картину наложения оков (например, Гораций. Оды, IV. 11). С тех времен и по наше время (ср. Грильпарцер. Оттокар, IV акт: «Властвовать приятно, почти так же приятно, как подчиняться») изящная поэзия всех столетий полна подобными фразами и образами. Интересно также происхождение слова «метресса».

Поэзия, в свою очередь, оказывает влияние на жизнь. Таким путем возникло средневековое придворное служение женщине, которое было связано с почитанием ее как госпожи, при котором любовные отношения между рыцарем и его дамой заменялись отношениями подданного, вассала, исполняющего все желания женщины, проходящего испытания, дающего обет беспрекословного послушания, подчинения ее прихотям, – все это является представлением об излюбленной «подчиненности». Отдельные крайние проявления этого, как, например, страдания Ульриха фон Лихтенштейна или Пейре Видаля на службе у дам, или страдания дружбы «Галуа» во Франции, которые искали терзаний любви и подвергали себя разного рода мучениям, – эти проявления носят уже явственно мазохистский характер и представляют собой естественный переход одного явления в другое.