Игорь Верещенский - Психопатия

Костя сидел у окна – на широком подоконнике добротного каменного дома и небрежно всматривался во двор, со всех сторон окружённый грязно-жёлтыми стенами того же здания. Красивый фасад – атрибут центральных улиц; здесь же наружу вылезала вся подоплёка неухоженных, старых стен, кое-где отвалившейся штукатурки, ржавых водосточных труб и карнизов с выщербинами и сколами, а то и вовсе отсутствующими кирпичами. Загаженные голубями откаты окон, закрытые железом печные трубы и покосившиеся антенны, для надёжности привязанные тросами к тем же трубам или перилам крыш. Заколоченные окошки мансард и затянутая зелёной сеткой часть стены, где штукатурка держалась особенно ненадёжно. Костя безучастно разглядывал эти особенности дворовой архитектуры, и они были ему приятны – куда больше, чем если бы всё здесь было в идеальном состоянии.

С неба сыпалась мокрая субстанция, напоминающая кусочки пропитанной влагой ваты. Она покрывала неровный асфальт двора крапинками, в качестве своеобразного индикатора обозначая все его огрехи – в малейших впадинах тут же сливаясь в лужицы и теряя цвет, превращаясь в серую, как асфальт, размазню, а бугорки обозначая почти идеальной белой накидкой. Любой проходящий оставлял чёткую дорожку следов, вскоре растекающуюся и заполняемую такой же серой размазнёй. Она была даже в воздухе – размывала очертания окон и стен, дышала сыростью и простудой. Она смывала действительность позади вас, едва та превращалась в историю.

Девушка в ярко-красном пальто уверенной, но не торопливой походкой пересекала двор; видно было, что ей не очень хочется идти туда, куда пролегал её путь, но ей известна его необходимость. Она подошла к входной двери подъезда. Раздалось пиликание домофона – мерзкое пищание, оно вдребезги разбило застывшую тишину квартиры.

Костя встал, добрался до трубки и без разговоров нажал кнопку. Затем отворил дверь на лестничную площадку и прислонился к косяку межкомнатного проёма. Гулкие шаги приближались. Вскоре девушка уже снимала в прихожей пальто, расстёгивала сапоги. Мокрая вата, сделавшись прозрачной, ещё висела в её волосах, превращаясь в капельки воды. Она встряхнула головой, пару раз провела по шикарным тёмно-коричневым локонам щёткой и откинула их назад.

Привычным движением поддев мягкие тапочки, она прошла по скрипучему паркету в комнату, куда удалился молодой человек, едва она вошла. Костя ждал её, привалившись к письменному столу. Комната была большой; из мебели – собранный диван, стол с компьютером, стол побольше, вроде обеденного, пока отставленный к стене между двух окон и заваленный немногочисленным барахлом, большой платяной шкаф старого образца (деревянный); сервант, пара кресел и стульев – всё в коричневых и бежевых цветах, мягких и тёплых. Обстановка сочетала советский стиль с примесью небрежно раскиданной современности, что говорило о непритязательности её обитателя; в общем-то, в ней не было ничего необычного или неприятного. Царил полумрак; через окна, выходящие во двор-колодец, проникало мало света, да и на улице его не было в излишке.

Девушку звали Лиза. Она неторопливо пересекла комнату, осматривая её как бы с ностальгией; и прислонилась, сложив руки на груди, к спинке одного из стульев при большом столе. Так ей лучше было видно Костю – он стоял слева и в глубине, и скудный свет хоть как-то освещал его; ему же она представилась лишь очертанием. Он молчал и с любопытством поглядывал на неё. Любопытством вызывающим и жгучим. Этот взгляд трудно было бы вынести многим, но в Лизе он вызывал лишь усмешку и приятное шевеление внутри.

– Ну вот, пришла я, как ты и просил, – наконец сказала она, нарушив безмолвие комнаты.

Молодой человек, на миг посмотрев в пол, мягко и как-то загадочно отозвался:

– Я вижу.

– Ты ждал меня?

– Нет.

Такой ответ она предполагала.

– Ты сидел на подоконнике, я тебя видела.

– Сидеть на подоконнике и смотреть в окно – не значит ждать.

– Ну да, это же опять твоя… отрешённость.

– Угадала, – едва улыбнулся он.

– Если не ждал, зачем приглашал? – Задала она совершенно бессмысленный вопрос.

– Да так, мало ли, сказать что захочешь, объяснить.

– То есть ты меня позвал к себе, чтобы ещё я и объясняла? Хороша логика.

На его губах мелькнула самодовольная ухмылка.

На его губах мелькнула самодовольная ухмылка.

– Почему бы и нет? Сама ты не решишься, вот я и даю тебе шанс.

Лиза выдохнула, поправила не требующую поправлений блузку. Ей было хорошо видно Костю – он стоял слева и в глубине, привалившись задом на компьютерный стол, и скудный свет хоть как-то освещал его; ему же она представилась лишь очертанием. Он молчал и с любопытством поглядывал на неё. Любопытством вызывающим и жгучим. Этот взгляд трудно было бы вынести многим, но в Лизе он вызывал лишь усмешку и приятное шевеление самовлюблённости внутри.