Элиф Батуман - Бесы. Приключения русской литературы и людей, которые ее читают

К тому времени Достоевские и без того страстно желали покинуть Баден-Баден, но Федор Михайлович уже промотал необходимые для этого средства. В итоге мать Анны прислала перевод. В день отъезда в Женеву Достоевский не смог сдержаться и проиграл в рулетку пятьдесят франков с парой Анниных сережек в придачу. Пришлось заложить одно из ее колец. За полтора часа до отбытия поезда Достоевский снова ринулся в казино и оставил там еще двадцать франков.

На следующий год, уже в Швейцарии, Достоевский писал «Идиота», а Анна родила дочь. Трехмесячная Соня той же весной скончалась от пневмонии. Безутешные родители вновь отправились в путь, летом пересекли Альпы и обосновались во Флоренции. «По-моему, – писал Достоевский племяннице, – это хуже, чем ссылка в Сибирь. Я говорю серьезно и без преувеличения… Если здесь такое солнце и небо и такие действительно уже чудеса искусства, неслыханного и невообразимого, буквально говоря, как здесь во Флоренции, то в Сибири, когда я вышел из каторги, были другие преимущества, которых здесь нет». Достоевский долгие часы просиживал в Научно-литературном кабинете Дж.-П. Вьёссе, поглощая, словно наркотик, русскую периодику: необходимость сочинять «без русских впечатлений всегдашних и непосредственных» представлялась ему особой пыткой.

«Идиота» Достоевский завершал в нелегкое для себя время. «Последние главы я писал день и ночь, с тоской и беспокойством ужаснейшим», – докладывал он племяннице. «Последовали два припадка, и я все-таки на десять дней опоздал против назначенного последнего срока». Журнал «Русский вестник» выпустил финальные части романа в начале 1869 года.

Гонорары запаздывали, и к весне деньги у Достоевского кончились. С квартиры на Виа Гвиччардини они с женой перебрались в комнату с окнами на Меркато Векьо, площадь, позднее описанную им как «…рынок под портиками, с прекрасными гранитными колоннами и аркадами и с городским фонтаном в виде исполинского бронзового кабана, из пасти которого бьет вода (классическое произведение, красоты необыкновенной)».

Меня тоже поразил этот фонтан, который почему-то называют Il Porcellino, «поросенок». Когда оказываешься здесь впервые и вместо ожидаемого поросенка видишь громадного недружелюбного борова, возникает некоторый диссонанс. Разглядывая Порчеллино, я вдруг вспомнила строчку из гоголевской «Шинели» – в том месте, где будочника сбивает с ног «обыкновенный взрослый поросенок, кинувшийся из какого-то частного дома». Эту фразу порой приводят как пример абсурдного в языке Гоголя: если поросенок взрослый, то почему он поросенок? Несомненно, флорентийцы прибегли к тому же приему, давая имя своему гигантскому бронзовому борову-фонтану.

В квартире с окнами на Порчеллино Достоевские поймали двух тарантулов. Ночью после поимки первого Достоевский не мог заснуть несколько часов, вспоминая знакомого казака, погибшего пятнадцать лет назад в Семипалатинске от укуса тарантула. Он успокоился и забылся в тревожных снах лишь после того, как несколько раз «прочел вслух дидактическую басню Козьмы Пруткова „Кондуктор и тарантул“» [28] Козьма Прутков – поэт-драматург-чиновник, придуманный Алексеем Толстым и его двоюродными братьями в пятидесятые годы XIX века. Мораль басни «Кондуктор и тарантул» – «И норови, чтобы отнюдь без денег не пускаться в путь» (дабы не разделить судьбу тарантула, которого выгнал из дилижанса кондуктор). .

Достоевские вернулись из Флоренции в Дрезден. За следующие двадцать месяцев Достоевский написал «Вечного мужа» и первую часть произведения, которое потом станет романом «Бесы».

Из всех романов писателя этот – самый, вероятно, таинственный, масштабный, идеологически перегруженный и в целом неоднозначный, и он преследует меня, как пророческий сон. Название (на английский его раньше переводили как «The Possessed», «Одержимые») объяснен в эпиграфе – стихи 8:32–36 из Евангелия от Луки, где бесы выходят из одержимого ими человека и вселяются в стадо свиней, которые бросаются с крутизны в озеро и тонут.

В «Бесах» говорится о неких «странных событиях» в провинциальном российском городке, «доселе ничем не отличавшемся». Непоследовательное изложение от лица периферийного персонажа включает сцены, на которых никак не мог присутствовать рассказчик, друг одного из главных героев, пожилого преподавателя, поэта и в прошлом ученого Степана Трофимовича Верховенского, чьи академические достижения состоят в том, что он «успел защитить блестящую диссертацию о возникавшем было гражданском и ганзеатическом значении немецкого городка Ганау, в эпоху между 1413 и 1428 годами, а вместе с тем и о тех особенных и неясных причинах, почему значение это вовсе не состоялось». За двадцать два года до описываемых в «Бесах» событий Степана Трофимовича назначили педагогом единственного сына богатой местной барыни Варвары Петровны Ставрогиной. Он очень сблизился с десятилетним учеником, не раз будил его среди ночи «излить пред ним в слезах свои оскорбленные чувства», и они после этого «бросались друг другу в объятия и плакали».