Элиф Батуман - Бесы. Приключения русской литературы и людей, которые ее читают

В последние дни Толстой порой заявлял, что написал новое, и хотел диктовать. Потом или замолкал, или произносил нечто нечленораздельное.

– Прочти, что я сказал, – приказывал он Саше. – Что я написал?

Однажды приступ гнева был столь силен, что он стал драться с Сашей и кричать:

– Пусти меня! Как ты смеешь меня держать? Пусти!

Доктор Маковицкий диагностировал катаральную пневмонию.

Соня приехала в Астапово 2 ноября. Ей не позволили войти в домик смотрителя и поселили в одном из вагонов на станции. Если Толстой выздоровеет и попытается скрыться за границу, решила Соня, она заплатит пять тысяч рублей частному сыщику за слежку.

Состояние Толстого ухудшалось. Он дышал с трудом, издавая вызывающие опасение хрипы. Забыл, как пользоваться часами. 6 ноября при последних проблесках сознания он сказал дочерям: «Только одно советую вам помнить: что на свете есть много людей, кроме Льва Толстого, а вы смотрите только на одного Льва». 7 ноября он умер от остановки дыхания.

На третий день конференции один йельский профессор выступил с докладом о теннисе. В «Анне Карениной», начал он, Толстой представляет лаун-теннис в весьма отрицательном свете. Анна и Вронский безуспешно бьют по мячику, повисшему на грани духовной и нравственной бездны. Когда Толстой писал эти строки, он не умел играть в теннис, считая его английской причудой. В возрасте шестидесяти восьми лет Толстому подарили ракетку и разъяснили правила игры. И он тут же буквально помешался на теннисе.

– Никто из писателей не был столь склонен к таким серьезным противоречиям, – пояснил профессор, чьи усы и подвижные веки придавали ему вид донжуана из девятнадцатого столетия. – Все лето Толстой играл в теннис по три часа ежедневно. Ни у одного из его соперников не было столь сильной жажды к игре; гости и дети играли с ним по очереди.

Международные толстоведы дивились атлетичности писателя. Он должен был прожить как минимум до восьмидесяти пяти, девяноста или даже ста лет!

Когда Толстому было хорошо за шестьдесят, он научился кататься на велосипеде. Первый урок езды он взял через месяц после смерти их с Соней любимейшего младшего сына. Уроки подарило ему Московское общество велосипедистов. Можно только предположить, что чувствовала Соня в своей скорби, видя, как ее муж разъезжает по саду. «Толстой научился кататься на велосипеде, – пишет Чертков. – Не входит ли это в противоречие с христианскими ценностями?»

В последний день конференции я в своем толстовском костюме села за длинный стол для докладчиков и прочла текст о двойной интриге в «Анне Карениной». Мое краткое сравнение романа Толстого с «Алисой в Стране чудес» вызвало полемику, поскольку я не могла доказать, что Толстой на момент написания «Карениной» читал «Алису».

– «Алиса в Стране чудес» была опубликована в 1865 году, – сказала я, пытаясь не обращать внимания на роман между двумя потомками толстовских лошадей, который как раз в тот момент разворачивался прямо под окнами. – Известно, что Толстой получал почтой все последние английские книги.

– В личной библиотеке Толстого был экземпляр «Алисы», – сказала дама-архивистка.

– Это издание 1893 года, – возразила организатор конференции. – Там есть надпись дочери Саше, а Саша родилась только в 1884-м.

– То есть Толстой не мог читать «Алису» в 1873-м! – выкрикнул пожилой человек с задних рядов.

– Нам неизвестно, – ответила архивистка. – Он мог прочесть ее раньше, а потом купить новый экземпляр для Саши.

– Если бы да кабы во рту росли грибы, это был бы не рот, а целый огород! – парировал пожилой человек.

Одна из специалистов по Руссо подняла руку.

– Если Анна – это Алиса, а Лёвин – Белый кролик, – сказала она, – то кто тогда Вронский?

Я попыталась объяснить, что в мои намерения не входило установить буквальное соответствие между персонажами «Алисы» и «Анны Карениной». Специалистка по Руссо смотрела на меня, не отрываясь.

– Как бы то ни было, – сказала я в конце доклада, – с Белым кроликом я сравнивала Облонского, а не Лёвина.

Она нахмурилась.

– То есть Белый кролик – это Вронский?

– Вронский – это Безумный шляпник! – выкрикнул кто-то.

Организатор конференции поднялась.

– Думаю, мы можем продолжить нашу захватывающую дискуссию за чаем.

Когда все собрались у чайного стола, ко мне подошла архивистка и похлопала по плечу.

– Я убеждена, – сказала она, – что Толстой прочел «Алису» еще до 73-го года. Кроме того, мы получили сегодня данные из полиции. Доставлен некий чемодан, его держат в службе безопасности.