Фридрих Ницше - Утренняя заря

Злой принцип. Платон отлично описал, как философски мыслящий человек, внутри каждого существующего общества, должен иметь значение человека во всех отношениях самого нечестивого: будучи критиком всех обычаев, он должен являться противоположностью нравственного человека. И если он не простирает своих требований так далеко, чтобы стать законодателем новых обычаев, то остается в воспоминании людей в виде «злого принципа». Отсюда мы можем понять, как довольно слабомыслящий и склонный к новизне город Афины ценил Платона еще при его жизни; что удивительного, если философ этот, который, как он сам говорил, в самом теле имел «политическую жилку», трижды производил опыты в Сицилии, где, по-видимому, разрасталось общегреческое средиземное государство? В этом государстве и с его помощью надеялся Платон сделать для всех греков то, что позднее сделал Магомет для своих арабов: определить и важные, и мелкие обычаи, и притом обычаи ежедневной жизни каждого лица: и мир мог бы пережить платонизирование европейского юга. И если бы это состояние продолжалось еще и теперь, то мы почитали бы в Платоне «добрый принцип». Но Платон не имел успеха, а потому за ним и осталась слава фантазера.

Очищающий глаз. Можно было бы говорить о «гении» таких людей, у которых, как, например, у Платона, Спинозы, Гете, ум слабо привязан к характеру и темпераменту как окрыленное существо, которое легко может отделиться от них и подняться высоко над ними. Наоборот, больше всего говорят о своем гении именно те, которые никогда не порывали связей со своим темпераментом и умели давать ему самое духовное, самое большое, самое общее, при обстоятельствах – даже космическое выражение (как, например, Шопенгауэр). Эти гении не могли взлететь над самими собой, но куда бы они ни прилетали, они думали, что они уже были там, – такова их «величина». Другие, которым ближе подходит это имя, имеют чистый, очищающий глаз, который, очевидно, вырос из их темперамента и характера, но свободный от них и в противоречии с ними смотрит на мир и любит его. Но и им этот глаз подарен был не сразу: есть школа и практика взгляда; которому посчастливится, тот вовремя находит учителя чистого созерцания.

Не требовать. Вы не знаете его! Да, он легко и свободно подчиняется людям и обстоятельствам и добродушно относится к тем и другим; его единственная просьба – оставить его в покое, но это лишь до тех пор, пока люди и вещи не требуют подчинения. Всякое требование делает его гордым, подозрительным, воинственным.

Злой. «Злой только тот, кто живет одиноко», – сказал Дидро, и Руссо тотчас почувствовал себя смертельно оскорбленным. Следовательно, он был согласен, что Дидро прав. Действительно, каждая дурная наклонность в обществе или общине должна делать столько насилий над собой, надевать на себя столько масок, так часто ложиться на прокрустово ложе добродетели, что можно было бы говорить о мученичестве злого. В одиночестве ничего подобного делать не надобно. Кто зол, тот лучше всего чувствует себя в одиночестве; в таком состоянии он может быть наиболее зол, а следовательно, и наиболее красив для глаза того, кто смотрит на все, как на сцену.

Против линии. Мыслитель может заставить себя в течение нескольких лет мыслить наперекор направлению, т. е. следовать не тем мыслям, которые навязываются ему изнутри, а тем, к которым обязывают его служба, предписанное распределение времени, занятия. Но, наконец, он становится больным, потому что такое моральное напряжение губит его силы.

Одно слово для трех различных состояний. У этого в страсти просыпается дикий, отвратительный, невыносимый зверь. Того страсть подымает до величественного, великолепного вида, сравнительно с которым его обыкновенная жизнь кажется жалкой. Третий мало-помалу облагораживается, имеет даже самые благородные порывы, он бывает в этом состоянии дико прекрасной натурой и только одною степенью ниже величавой, спокойно прекрасной природы, которую он обыкновенно представляет собой. Но в страсти люди больше понимают его и больше уважают его именно ради этих моментов – тогда он бывает шагом ближе к ним и родственнее им. И тогда они чувствуют восторг и увлечение, и тогда говорят об этом: величественно.