Николай Чергинец - За секунду до выстрела

Он понимал, что, когда грузовик остановится, находиться в кузове опасно. Кто-нибудь из грабителей, находясь на подножке, заглянет в кузов — и конец. Тогда он решил, что, как только грузовик начнет гасить скорость, он спрыгнет через задний борт и, спрятавшись в кустах, будет продолжать следить за ними. Сейчас главное точно определить, когда машина начнет притормаживать. Грузовик проехал не меньше двух километров, прежде чем Купрейчик почувствовал, что он сбавил скорость. Алексей Васильевич метнулся к заднему борту и спрыгнул на землю. Некоторое время он, не выпуская из рук верхний край борта, продолжал бежать за машиной. Он хотел убедиться, что водитель действительно тормозит. Да, машина останавливалась. Купрейчик отпустил борт и бросился вправо к кустам.

Машина стала, двигатель заглох, дверцы кабины открылись, и тут Купрейчик услышал веселый голос:

— Рванули, корешки! Порядок! Все прошло, как я и говорил.

Алексей Васильевич по-пластунски перебрался к следующему кусту и увидел грабителей. Они все трое стояли у радиатора, и полковник смог их хорошо рассмотреть. Один из них — высокий, худой, в темной кепке — стоял с обрезом в руке. Второй — рыжеволосый, с заросшим рыжей щетиной лицом — держал брезентовую сумку. Третий — в черной куртке, облокотившись рукой на радиатор, говорил:

— Теперь вы поняли, что не зря мне доверились. Башней-то вон целая сумка. Ради таких денег стоило трех баб на тот свет отправить. — Он повернулся к тому, который держал сумку: — А ты, кореш, молодец! Быстро успокоил ту, которая выскочила. Я уже думал, что ей каюк, сам же две пули всадил в нее, а она, падла, живучей оказалась и даже за нами выскочить успела. — Он сделал несколько шагов и сел на землю. Рядом пристроились и оба его дружка. Он словно дожидался этого, потому что сразу же предложил:

— Ну что, давайте посчитаем, за что потрудились.

Они раскрыли сумку и высыпали прямо на траву деньги. Их было много, в пачках и отдельными купюрами. Преступники, склонившись, начали считать. Купрейчик лихорадочно думал, что можно предпринять. «Если побежать к дороге, — думал он, — то могу не успеть обратно, да и где гарантия, что я быстро наткнусь там на людей? Нет, надо оставаться здесь, возможно, они решат ехать на этой же автомашине. Тогда я снова вскочу в кузов». И Алексей Васильевич остался на месте. Постепенно, слушая разговор грабителей, Купрейчик мрачнел. Оказалось, что они друг с другом познакомились совсем недавно и, что хуже всего, не знали даже фамилий. По всему было видно, что главарем у них был тот, который был одет в черную куртку. Он и говорил больше всех. Вот и сейчас он сказал:

— У нас с вами имеется триста сорок восемь тысяч сто шестнадцать рублей. Делаем так: мне — двести тысяч, остальные — вам пополам. Годится?

Партнеры молчали. Тогда он добавил:

— Что приутихли? Идея же моя, план — я разрабатывал, да и машину добыл тоже я. Поэтому и предлагаю разделить башни по-честному. Если согласны, то сразу же после дележки разойдемся каждый своей дорогой.

— Как говорится, — проговорил рыжеволосый, — разойдемся как в море корабли. — Он взглянул на третьего. — Ты согласен?

— Что нам спорить. Согласен, делите! — и он, оставив обрез на траве, придвинулся поближе к деньгам.

Купрейчик понимал, что, если сейчас не предпринять что-либо, преступники разделят между собой деньги и разойдутся. Ищи их тогда. Считай, что государственные деньги пропали. Внимание Алексея Васильевича все больше привлекал одноствольный обрез ружья, лежавший на траве. «Пожалуй, если я выскочу, то успею схватить его».

Купрейчик понимал, что этот шаг поставит его в сложнейшее положение. Обрез был сделан из одноствольного охотничьего ружья, а это значит, что в нем только один патрон. А у других двух преступников — пистолеты. Силы явно неравные. Но разве мог он, полковник милиции, бывший разведчик, не раз смотревший смерти в лицо, допустить, чтобы преступники, убившие людей, вот сейчас, на его глазах, разделили между собой деньги, принадлежащие государству, спокойно ушли?

Купрейчик, вскочив на ноги, бросился к обрезу. Схватил его и громко крикнул:

— Ни с места! Руки вверх!

Славин впервые увидел море. Огромное, ласковое, теплое. Оно влекло к себе, манило разгоряченное солнцем тело. Голоса сотен отдыхающих смешивались с криком чаек, шумом плавно набегающих на песчаную отмель волн. Покой и чувство безмятежности охватили Владимира Михайловича.