Марек Корнов - Лиговский пейзаж с пепелищем. Паулина делает первый шаг

– Иди в зал, – сказал он ей. – Я сейчас.

Паулина вернулась на место. Началась наградная часть. По длинному списку вызывали отличившихся и вручали грамоту, а иногда и орден, – кто что заслужил. Паулина ерзала на месте, постоянно оглядываясь. Дмитрия все не было.

– Дмитрий Онуфриев! – прозвучало со сцены.

Черт! Паулина вскочила, не зная, что ей делать. Где Дмитрий?!

Имя Дмитрия, меж тем, прозвучало со сцены во второй раз.

Растерянная Паулина решилась и поднялась на сцену.

– Я его жена, – объявила она, предвосхищая вопросы. – Он… его нет.

Она достала документы, оглядываясь постоянно в поисках Дмитрия, но так его и не нашла. Документы тщательно проверили, но медаль Дмитрия ей не отдали.

– Только лично, – сурово сказали ей, выпроваживая со сцены.

*

Два часа спустя Паулина почувствовала, как на грудь окончательно навалилась паника. Она сидела в кабинете администратора, отчаянно накручивая телефон. Пока гардероб не опустел совсем, у неё ещё оставалась надежда, что это случайность, и Дмитрий сейчас вернется. Паулина уже позвонила в Главк, – затем только, чтобы узнать, что Дмитрия никто никуда не посылал. Набрав ещё несколько номеров, Паулина поняла, что все напрасно.

Она одернула форменку и вышла из кабинета. В фойе уже махала шваброй уборщица. Надо было куда-то идти, но идти было некуда.

Паулина в который раз подошла к стойке гардероба.

– Вспомнил, кто получал вторую шинель по этому номеру? – показала она гардеробщику номерок, который он уже видел не один раз.

– В десятный раз говорю, – никто! – раздраженно сказал пожилой, согбенный гардеробщик.

– Точно? Товарищ, посмотри остальные. Может, есть какая, где третья снизу пуговица красными нитками пришита? Это я с утра правила.

– Остальные-то чего смотреть? – угрюмо спросил гардеробщик.

– Вдруг упала, да на другой номер повесили.

Гардеробщик нехотя подчинился. Пересмотрев все шинели, развел руками.

– Нет такой. Везде нитка черная.

Он ушел выдавать оставшиеся шинели, а Паулина осталась стоять, не зная, что ей и делать. По стенам гардероба висели плакаты, которые предупреждали о том, что ценные вещи оставлять нельзя, что враг не дремлет, и о том, что планерки – только по понедельникам, а в остальные дни слоняться по фойе нельзя, и семки лузгать – тоже. Вот только, что делать, когда у тебя пропал муж, плакаты не говорили.

Подошедшие милиционеры из новгородских забрали сразу десятка полтора шинелей. Они громко обсуждали, где будут ночевать, потому что дома рабочих и колхозников переполнены. Судя по радостным голосам, перспектива ночевки на вокзале их не пугала.

– Закрываемси, – сказала Паулине подошедшая поломойка, молодая еще баба с маленькими нахальными глазками.

Паулина в отчаянии снова посмотрела на вешалки, словно они могли подсказать ей тайну исчезновения мужа.

– Что же с ним случилось?! – невольно вырвалось у нее.

Краем глаза Паулина заметила, как насмешливо скривились губы у бабы.

– Убег от тебя муженек-то твой, – высказалась та, сдирая с швабры мокрую тряпку и погружая ее в ведро.

От нелепости этого предположения Паулина даже фыркнула, хоть и не до смеха ей было сейчас.

– Он меня на двадцать лет старше!

Поломойка разогнулась, убирая локтем прядь, выбившуюся из-под косынки.

– И чо? Ты на себя давно в зеркало смотрелась? Тощая, черная, смолишь, вон, не переставая.

– Что ты городишь? – возмутилась Паулина. – Мой свои полы!

– Да я-то мою, – пожала плечами баба, снова принимаясь за дело. – Только тебе тоже хватит тут топтаться. Если убег, не вернется.

Паулина почувствовала гнев. Ей захотелось достать наган и как следует вмазать поломойке рукояткой между глаз. «Какие они тут смелые!», – громко возмущалась часть ее. Громко – чтобы заглушить второй голосок, тоненько повторяющий в голове: « А вдруг… правда?».

Паулина стиснула зубы и, не глядя больше на настырную бабу, натянула шинель. Не зная, что ей делать дальше, вышла на улицу. Согбенный гардеробщик проводил Паулину взглядом. Ушла, слава те, Господи. Три часа над душой стояла, курва милицейская.

Осмотревшись напоследок вокруг, все ли в порядке, гардеробщик подбрел в каптерку к своей мамаше, приехавшей недавно из деревни. Мамаша жила тут на птичьих правах, поэтому, когда была не нужна, отсиживалась в каптерке, подальше от глаз начальства.

Она уже ждала его, накрыв худо-бедно стол. Гардеробщик схватил бутерброд с вкусной заграничной колбасой из буфета, хлебнул чая из жестяной кружки и почувствовал, как по каждой жилке побежала нега. Наконец-то можно расслабиться. Он устало закрыл глаза, и тут же распахнул во всю ширь, зацепив взглядом неладное.