Игорь Кабаретье - Преступление в Гранд-опера. Том второй. Шуба из Сибири

Дарки спешился в самом центре армии ливрейных лакеев малиново-золотого цвета, и быстро взглянув в великолепное зеркало родом из Венеции, дабы убедиться, что его наряд не претерпел никакого беспорядка во время короткого пути с улицы Монтень до проспекта Рисдель и, с непринуждённостью светского льва вошёл в первый салон, где гостей стоя встречала ослепительная маркиза де Брезе.

На ней был очаровательный наряд: белое атласное платье, покрытое кистями красных цветов, застёгнутое на руках застёжками с крупными сапфирами, тремя рядами жемчужин на шее, алмазной диадемой в волосах и алмазными же пряжками на миленьких ботиночках, обхватывающих самые прекрасные ножки в мире. И в тот вечер маркиза казалась красивее, чем обычно. Её глаза сияли, рот расцвёл, словно осенняя роза, а бархатистая кожа окрасилась в тёплые тона и светилась в тон обивки салона. Обеспокоенное выражение, которое совсем недавно временами омрачало её лицо в вечер представления «Пророка» в Опере, сменилось радостным и гордым взглядом. На лице де Брезе было ясно написано, что эта креолка счастлива, богата и красива. У женщин, которые влюблены, частенько бывает такое выражение лица.

Дарки же внезапно, смотря на этот триумф, поразила тоска. Ему уже казалось невозможным, чтобы рука, которую ему любезно протянула де Брезе, могла поразить сердце Джулии д’Орсо, чтобы искренняя улыбка, освещавшая прелестные черты её лица, могла скрывать угрызения совести. Но Дарки знал, что для установления факта невиновности Берты необходимо признать мадам де Брезе виновной в убийстве.

Гастон поприветствовал маркизу с наибольшей вежливостью, на которую только был способен, хотя мужества ему хватило лишь на то, чтобы произнести одну из дежурных, невнятных фраз, обязательно сопровождающих визит. Маркиза же, в свою очередь, не оставила ему времени на завершение банальной тирады.

– Вы тысячу раз любезны, придя ко мне, – милостиво сказала она, – так как мне известно, что вы заточили себя в четырёх стенах вашей квартиры после нашей встречи в Опере. И, так как ваш молитвенный девятидневный обет, Новенна 8 8 Новенны, или девятидневные моления (чтение определённых молитв на протяжении девяти дней). , закончен, я надеюсь, что вы не будете скучать в гостях у меня. Кстати, ваш друг, месье Нуантэль, уже здесь.

Гастон склонился в поклоне и уступил место двум ослепительным американкам, которые выдвигались вперёд с шёлковым шелестом нарядов и бряцанием драгоценных камней на теле. Он прошёл вперёд и вошёл в бальный зал, где уже вовсю танцевали приглашённые маркизой гости.

Этот зал представлял собой очаровательный ансамбль из вышитых обоев, позолоченной мебели, редких растений, элегантных женщин, красивых букетов, и фейерверка цвета. Но Дарки не получил большого удовольствия, лицезрея эту прелестную картину. Он искал Нуантэля, и вскоре заметил его беседующим в центре маленькой группы, где фигурировал и неизбежный Лолиф. Присоединиться к ним было не так легко, так как проход ему преграждала кадриль. Дарки, всё-таки, с грехом пополам, добрался до этой компании, а Нуантэль, увидев его, поспешил взять под руку своего друга и увлёк его в угол зала.

– Мой дорогой, – радостно сказал капитан, – прекрасно, что ты сумел заставить себя появиться здесь. Я для тебя приготовил сюрприз в конце вечера.

– Какой сюрприз? – Громко спросил Дарки.

– Дорогой друг, – ответил Нуантэль, смеясь, – если я тебе об этом скажу прямо сейчас, не будет больше никакой неожиданности, никакого сюрприза, когда настанет нужный момент. Ты ничего не потеряешь, ожидая этого мига, и для того, чтобы ты смог спокойно набраться терпения, я собираюсь вывалить на тебя кучу новостей, которые, уверен, тебя заинтересуют.

– Меня интересует только одна.

– О ней я и собираюсь с тобой поговорить… косвенно. Но признайся хотя бы, что ты меня хотел увидеть после нескольких дней вынужденной разлуки, и ты рад нашей встрече. По крайней мере я… весьма обрадован ей.

– Ой-ли! Я знаю, что моя компания не самая весёлая в этом замке.

– Это действительно так, и всё потому, что ты обижен на весь мир. Спорю, что и меня ты обвиняешь в легкомыслии… и даже равнодушии. Итак, я тебе клянусь, что ты ошибаешься. Я был занят все эти дни только тобой, то есть мадемуазель Меркантур. И я трудился не покладая рук исключительно для неё всю неделю, и сделал за несколько дней больше, чем за месяц, если бы мы работали вместе.

– Так что ты, следовательно, такого сделал?