Толстощёкая клиентка не злоупотребила временем доктора, так как буквально по прошествии четырёх минут он пришел взглянуть на салон, надеясь, без сомнения, никого больше не увидеть, но, когда он открывал дверь своего кабинета его преждевременно улыбающаяся физиономия оказалась нос к носу с краснорожим посетителем, и последующий диалог начался тотчас же на мажорном ладу:
– Как! Это опять вы! Что вы делаете здесь? Я же вам запретил появляться здесь в часы приёма посетителей.
– Возможно вы и правы, но я не могу застать вас уже два дня… а у меня больше нет ни одного су в кармане. И тогда, раз у меня больше нет средств к существованию, я сказал себе: «Вперёд, нужны решительные средства! Иди и возьми своё.»
– А я… я обязан, в свою очередь вам сказать, что мы больше не нуждаемся в ваших услугах. Позавчера, вы получили своё вознаграждение и… оно… было последним.
– Последнее! Ты закончил, напыщенный дурак! Последнее! Ах, ладно, но мне это кажется странным. В то время, когда я вкалывал по ночам на улицах Парижа, рискуя двадцать раз за ночь получить ответный удар по голове от обихаживаемого мной буржуа, моя просьба имеет для вас настолько мало значения, что вам позволительно дать мне отпуск, крича об этом, словно носильщик на вокзал. Любой лакей имеет право на жалованье в конце недели, я же хочу всего лишь получить свои сто пятьдесят франков в неделю после восьми месяцев работы, и думаю, что это не чересчур много.
– Вы сошли с ума.
– Нет… и в доказательство этому я могу вам сказать, что если вы не раскошелитесь… поверьте мне, что мой будущий поход будет не в кабачок-кабуле, а к комиссару квартала, чтобы поделиться с ним обстоятельствами нашего общего маленького дельца. Мне всё равно, пойти к нему в участок одному, или мы совершим поездку втроём… все вместе. Вы, судя по всему, большой шутник, как и ваш друг, генерал из Перу. Я не буду томим одиночеством во время путешествия на галерах к одному печальному острову.
– Замолчите, презренный вы человек! Я вас услышал.
– Я сражаюсь лишь за своё. Так что выкладывайте всё, что мне причитается, или я закричу громче.
– Уверены ли Вы, что мы здесь одни? – Спросил доктор, выдвигаясь на середину салона.
– Добрый день, мой дорогой, – сказал Нуантэль, внезапно появившись перед ним.
Сен-Труа чуть не упал навзничь при виде капитана, но у него ещё хватило присутствия духа, чтобы повернуться к своему знакомому, вложить ему несколько луидоров в руку и вытолкать его к двери прихожей, проговаривая:
– Возвращайтесь завтра, мой друг… завтра утром… я вам дам одну инструкцию… а сегодня вечером я тороплюсь, и кроме того мне нужно встретить этого господина.
Жалобщик, только что так живо описывающий своё жалкое существование, также был немало удивлён появлением нового персонажа в приёмной доктора, так как без сомнения, для него тоже стало неожиданностью внезапное появление Нуантэля, и совершенно очевидно он тоже не имел ни малейшего желания продолжать этот поучительный разговор в присутствии свидетеля. Он позволил себя прогнать, и капитан остался наедине с доктором.
– Я вас, возможно, побеспокоил. – произнёс Нуантэль. – Вообразите, что я здесь уже около получаса, и буквально заснул в углу приёмной у вашего камина. Пребывая среди полудюжины красивых женщин это совершенно непростительно, но как же тепло и уютно в этом салоне! Но пронзительный голос вашего клиента меня внезапно разбудил.
– Что! Действительно так? Вы спали? – Пробормотал Сен-Труа, пытаясь вернуть присущий ему апломб.
– Мой Бог! Да! Ни разу в жизни я не смог дождаться аудиенции, не позволяя себе поигрывать со сном, и два раза в моей жизни это случилось в приёмной у военного министра, а ещё два раза я принялся храпеть в приёмной Его Превосходительства, да так сильно, что даже пропустил мою очередь. Этот недуг, в результате, заставил меня оставить мою военную карьеру. Так это был, следовательно, ваш клиент? Он не показался мне довольным оказанным ему вами приёмом.
– Это один бедный работяга, о котором я безвозмездно забочусь, и который иногда сердится, потому что я ему предписываю определённый режим, соблюдать который он не хочет, ведь я ему рекомендую трезвость, а он не прислушивается к моим советам. Все его помыслы по прежнему обращены к алкоголю.
– Алкоголики! Какие красивые слова изобретены теперь, в наше время! В 8-ом гусарском полку мы сказали бы просто: «эти пьяницы». Итак, как я понял, ваш больной питает слабость к сильным ликёрам? Вы правы, мне действительно показалось, что он говорил о выпивке.
Читать дальше