Виктор Бурцев - Гималайский зигзаг

Бута Малик не выдержал — зажмурился, чтобы представить себе, просто представить… Над очагом булькает старый дедовский котел, аромат плова разносится по всему дому. Хороший плов, жирный, с огромными кусками баранины прямо на кости, с изюмом и кари — как еще его дед, Ахмед Малик, учил готовить. Да, настоящий кашмирский плов может приготовить лишь мужчина. Старики говаривали, что особо вкусным он получается у пастуха, потому что пастух в горах — главный мужчина. Не просто козопас (или что там он еще может пасти), а в первую голову воин. Мало ли какая зверюга в любой момент напасть может? Голодные волки или даже сам снежный барс…

Бута Малик опасливо огляделся по сторонам. Упаси Аллах накликать в горах беду! Стоит помянуть, даже в мыслях, даже мельком… Пастух быстро сотворил молитву, отгоняющую злых духов, невесело вздохнул.

Эх, что-то брюхо подводит у этого самого «главного мужчины»! Бута Малик уже и не помнил, когда последний раз ел плов. Сейчас бы хоть краюху свежего хлеба с куском овечьего сыра, а к ним стаканчик доброго ячменного пива «чанг»! Хорошо сваренный чанг не сравнить ни с каким другим напитком. Слегка, самую чуточку пьянит и очень питателен. И похмелья на следующий день не бывает, сколько ты его ни выпей…

— Эй, косматые! — прикрикнул пастух на всполошившихся отчего-то овец. — А ну, не балуй!

Чего это они? Никак и правда беду накликал? Чуют серого разбойника или дикую кошку, а всего хуже — человека…

«Бисмиллаги уррахмон рагим», — начал читать Бута первую суру Корана. Знакомые с детства чеканные арабские слова священной Книги привели в хорошее расположение духа. Вот ведь как сказано: «Во имя Аллаха милостивого, милосердного. Хвала Аллаху, Господу миров, милостивому, милосердному царю в день суда!» Хорошо, красиво!

…Вот бы старшенького, Мусу, отдать в медресе, чтобы на муллу выучился. Денег будет! И на сыр, и на хлеб, и на плов, и на чанг хватит. Хотя, конечно, мулле пить чанг как-то не с руки, соблазн все-таки. Но ведь пророк ничего не говорил о том, что нельзя пить ячменное пиво. Это виноградное вино нельзя, но где он, этот виноград, в горах-то? А чанг в этих местах — милое дело.

Бута Малику стало совсем весело и вроде уже и не так холодно.

…Он у него вообще молодец, Муса. Умный парень! И такой ловкий. Хоть и всего десятый год, а как помогает отцу и матери! Нет, точно стоит отдать его учиться на муллу. Но вот где взять денег? Учение недешево стоит…

Пастух помотал головой. Снова деньги! Всюду нужны эти проклятые кругляши. Дать бы обет не прикасаться к презренному металлу, да только что толку? Хотя… Хотя как сказать! Везет же этим бродячим йогам, факирам, буддийским монахам! Приняли обеты бедности и нестяжательства — и свободны. Ни жены, ни детей, знай себе совершенствуют силу духа. Им бы в шкуре пастуха хоть месяц походить, поглядел бы тогда на этих нестяжателей! А может быть, все дело в их богах? Да каких там богах — порождениях шайтана! Посмотришь на их жуткие образины, так с души воротит. Ну как можно поклоняться многоруким или трехголовым дэвам, а то и вовсе слоноголовому страшилищу? Завещали ведь Аллах и Мухаммед, пророк его, мир им обоим, чтоб не ставили себе идолов, не повергались перед ними во прах…

Костер медленно гас, и Бута Малик протянул руки к умирающим углям.

Вот если (да не услышит Аллах!), если бы какой-нибудь из этих жуткорылых посулил мешок угля да кусок мяса, да пару золотых… Ох и поклонился бы Бута Малик ему в самые ноженьки. А грех? Что грех? Ведь Аллах милостив, милосерден. Грех и отмолить недолго, лишь бы детишки не вопили. Сил нет уже слышать их бесконечное: «Папа, холодно. Папочка, кушать хочется!» Ну где же они, эти страхолюдины? А нету их! Не торопятся соблазнять правоверного мусульманина…

— И что же это с животиной делается, люди добрые? — очнулся от невеселых размышлений пастух. — Угомонитесь, угомонитесь, говорю я вам!

Бута Малик прислушался и тут же понял в чем дело. Издалека, перекрывая свист ветра, донесся жалобный звон колокольчика. Еще пару минут, и пастух услышал громкое заливистое «Бам-бам були!».

— О, несет шайтан кого-то! — скривился он. — Как будто чужой. Эй, ты кто? Тебе чего нужно?

Из-за близлежащего горного уступа появился худой долговязый человек с большим деревянным посохом в руке. Гость бодро шествовал прямо к костерку Бута Малика. Пастух всмотрелся — и лишь головой помотал. Принесло же!

…Старик, тощий, жилистый, как овца в конце зимы. Седые волосы давно уже не соприкасались с зубцами гребня, густая, такая же седая борода заплетена в несколько косичек, на лбу — изображение трезубца, такой же точно «тришуль» украшал посох. Несмотря на холод, старец был почти обнажен, лишь какое-то жалкое хламье прикрывало его сутулые плечи…