Артур Кангин - Путешествие по однокашникам с джинном Ваней. Авантюрный роман

Стражник у входа хотя был и вышколен, весьма незлобив. Не то что буйные шимпанзе г-жи Зои Суковой. Кратко спросил, кто мы такие, звякнул Ростовой по допотопному телефону.

Признаться, я уж забыл, как Дарья выглядит. Помню только, что она была блистательным капитаном баскетбольной школьной команды. Рост под два метра. Небольшие усики, а ля Петр Первый.

Когда она вышла, я сразу понял, что теперь она превратилась в копию Петра Великого. Могучий разворот плеч. Грудь молотобойца. Тараканьи усики воинственно подкручены вверх. И голос заматерел. Стал басовит, раскатист.

– Козлик, какими судьбами? – кинулась ко мне, растопырив руки.

– Дашенька… Милая… Совсем не изменилась… – чудом я увернулся.

– Пойдемте ко мне в кабинет. Я жажду рассказов. Писателю, как воздух, необходимы свежие сюжеты и темы.

Мы двинули по гулкому, воняющим прелым линолеумом, коридору.

Перед нами двери прежних классов. Вместо, скажем, 7 «Г», 9 «Б», висели картонные таблички с какими-то названиями: «Дикое мясо любви», «Змеиная песня», «Улыбка оборотня» и т. д.

– Что это такое? – я скосился на Дашу.

– Потом все поясню… Вот мой кабинет.

И тут мне пришлось вздрогнуть. К двери была прикручена табличка «РОСТОВА Дарья Петровна, директор фабрики грёз».

Горбунок вздрогнул:

– Так вы – директор? И что за фабрика?

Дарья Ростова фантастически оживилась:

– О, говорящая зебра? Надо будет ее обязательно вставить в свой очередной триллер.

Помещение директора оказалось точно таким же, как и в те, почти стертые из памяти, стародавние времена. Дешевой полировки стол. Полдюжины колченогих стульев. Графин в фуфайке пыли. А на стене вместо портретов Ленин-Энгельс-Маркс, новое трио: Дюма-Тарантино-Ростова.

Чеканными фразами мы обрисовали создавшееся положение дел.

– Значит, в ресторане «Африка»? – сощурилась Дарья. Тараканьи усики ее по-гусарски топорщились. – Приду с удовольствием. Будет весьма любопытно, Юрок, глянуть как ты превратишься в бессмертного Горца.

Горбунок громоподобно сглотнул слюну.

– Может, воды? – сощурилась Дарья.

– Благодарствую… – заржал Горбунок.

– Тогда пойдемте! На экскурсию. Заглянем в любой из моих классов.

11.

И мы вошли в кабинет с табличкой «Кинутая и счастливая». За партами сидело человек двадцать. При нашем появлении они забарабанили по клавиатуре ноутбуков с яростью исключительной.

– Так-так! – г-жа Ростова взяла с полочки под школьной доской метровую, всю в мелу, линейку. Взмахнула ей как мечом. Подошла к крохотному старичку с россыпью розовых бородавок на плеши.

Взгляд старца панически помутился, он просто с феноменальной скоростью защелкал по клавиатуре.

– Как делишки, Гаврилыч?

– Подошел к первой поворотной точке.

– А именно?

– Фармацевта Зинаиду Иудову бросает муж. Уезжает к тибетским монахам.

– Зачем?

– Чтобы достичь просветления…

Дарья вдруг высоко вознесла линейку над головой и с оттягом треснула старичка по спине.

– Я же говорила тебе, Гаврилыч, никакой инфернальщины?

– Говорила…

– Я же говорила тебе, во всем искать таблоидную подоплеку?

– Говорила!

– Что же ты творишь, сукин сын? Вот что… Фиксируй, блин! Муж уходит в горы к монахам. А для чего? Жаждет переспать с тибетским ламой.

– Гениально!

– Продолжаем фантазировать дальше… А брошенную Зину случайно подбирает на дороге мультимиллиардер Егор Опенкин. Начинается головокружительный роман. Близится катарсис. И он происходит, когда ее неверного мужа, потенциального гомосека, на вертеле поджаривают тибетские монахи.

– Архигениально! По сравнению с вами Лев Толстой – мусор, тля!

– Я знаю… – Ростова смущенно потупилась.

Подошла к следующей парте. Тоненькие пальчики молоденькой девчушки птичками порхали по «клаве». Дарья зыркнула на монитор.

– Где, Юленька, находишься?

– Разрабатываю начальный период жизни Зинаиды Иудовой. У нее первая менструация. И тут ее насилует отчим.

– Очень недурно, – Дарья Ростова поцеловала Юленьку, как покойницу, в лоб.

Так мы обошли весь класс. Кое-кого Даша оттягивала метровой линейкой по спине. Кое-кого целовала в лоб. Упоминала о первом и втором поворотном пункте романа. О «золотом» сечении композиции. О чуде вовремя поставленной точки. О том, что к финалу произведение должно напоминать обрушившуюся водяную плотину. Читатель всегда должен ждать и бояться, бояться и ждать. Под наркозом надежды.

– В таком же ключе работают все мои 44 класса «Фабрики грёз», – царственно улыбнулась Ростова.