Айд Мус - Сказание Джеуджиро

– Твои слова не имеют значения, – продолжил Аркханес. – Ты низшей крови и должен работать в шахте. Ты не явился в шахту, и поэтому ты уклонист. Ты отправишься в яму и встретишь в ней шесть рассветов Ирао.

– Зачем тогда задавать вопросы, если ответы не имеют значения?

Драмкраурик и Драмсаррос от возмущения напряглись. Аркханес был в гневе, но сдерживал себя, крепко сжимая руки, сложенные у подбородка.

– Возможно, – медленно, но сдержанно продолжил он, – ты сомневаешься в моем решении бросить тебя в яму?

– Сомневаюсь, как и прежде, – уверенно заявил Гирнгримгрон. – Мне всегда казалось это абсурдом. Ведь я могу не работать в шахте еще довольно долго, у меня для отдыха хватит пищи. Мне нет нужды кормить семейство, ведь я его лишен. Мне нравится безделье. Почему я должен работать, если могу этого не делать?

– Таковы правила. Ты низший, ты крови Гирн, ты рудокоп отроду. Ты обречен работать в шахте. И чтобы отдыхать, ты должен добывать руду. И работать ты будешь не когда захочешь, а всегда. И с этого момента за свои вопросы и сомнения ты проведешь сорок восходов в яме отрешенных.

Гирнгримгрон даже не удивился. Его увели в самую дальнюю часть покинутой пещеры, где не было узников и даже надсмотрщики страшились туда ходить. Там находилась яма отрешенных – мрачная и темная пещера, тянущаяся глубоко вниз. В одной из стен ямы была дыра, которая вела в просторное ущелье, куда проникали лучи Ирао, через трещину в горной породе Аркфариэла. Яму покинуть можно было, спустившись по крутой и высокой стене, в низовьях которой бурно текла горная река.

Туда редко отправляли узников, но если такое случалось, то им приходилось непросто, поскольку они страшились лучей Ирао. От страха им казалось, что лучи проникнут в темницу и сожгут их. Даже после заката страх не покидал узников, ведь стоило ущелью наполниться тьмой, как всюду начинали раздаваться ужасающие вопли аркфариэльских джамаилов, глаза которых светились в темноте фиолетовым цветом, когти их были острее ножей, а шерсть была черной, как самые темные недра Аркфариэла. И казалось узникам, будто в их пещеру ворвутся джамаилы и разорвут их на куски. Но Гирнгримгрон не раз уже бывал в яме отрешенных за частые уклонения от работы. Он знал, что находясь там, ни лучей Ирао, ни джамаилов бояться не стоит. Потому что и те, и другие обитают лишь за ее пределами.

Его привязали веревкой к подъемнику и дали в руки мешок с едой, которой было не так много. Шестерни вращались, а канат опускал вниз спокойного Гирнгримгрона, узника ямы отрешенных.

– Не ешь все сразу, – кричал ему вслед Драмкраурик, – еду тебе никто не принесет.

Гирнгримгрон молча погружался вниз. Стоявшие сверху толстые надсмотрщики провожали его взглядом, ехидно улыбаясь. Минуя сырые скалистые стены, он приблизился ко дну ямы. Он отвязал веревку, и та устремилась вверх. Подойдя к краю темницы, он посмотрел на то, как за пределами широкой дыры лучи Ирао освещали просторное ущелье, и видно было, как один джамаил пришел на водопой к бурно текущей реке. Но будто почувствовав, что сверху за ним наблюдают, он поспешил прочь, быстро перебирая четырьмя черными лапами.

Сидя на камне, Гирнгримгрон задумчиво глядел вдаль. В этот раз ему все казалось иначе. Он уже не раз встречал восходы Ирао в яме отрешенных, и всегда возвращался на поверхность, продолжая работать в шахте, обменивать руду на отдых и еду, а затем вновь погружаться за рудой, изнывая от тягостной работы. Он иногда думал, что лучше находиться в яме, где дают хоть какую-то еду, чем в шахте, где постоянно приходилось себя утруждать. Он положил под голову мешок с едой, прилег и задремал.

Его голову часто посещали мысли покинуть бездну и отправиться в дальние скитания, на другой берег бурной реки. Его не пугала ни высота, с которой ему пришлось бы спускаться, ни река, которую ему пришлось бы миновать. Он думал лишь о неизвестности, с которой ему предстояло встретиться за пределами ямы, где после заката во мраке бродят джамаилы. Никто не осмеливался покидать бездну или ступать дальше заброшенных шахт, ведь жителям Аркфара была известна лишь та жизнь, которая происходила в его пределах, и каждому она была дорога. Случалось, что узники безвозвратно пропадали, и считалось, что они уходили и погибали.

За пределами темницы свет Ирао покидал ущелье, и в сгущающейся всюду тьме раздавались звуки воющих джамаилов. Они то и разбудили спящего узника. Он подошел к краю и громко завопил, вой стих на миг, но затем продолжил раздаваться. Мгновение отделяло его от решения бросить все и отправиться в невиданное скитание, которое могло бы кончиться трагично. Но его посетили сомнения. И чтобы им не поддаваться, он бросил сумку с едой вниз, на другой берег бурной реки, а затем схватился руками за голову, подумав о том, что делать дальше. Ему оставалось либо погибнуть от голода, сидя в своей темнице, либо спуститься за своей пищей. Погибать от голода он не желал, и поэтому, даже не взглянув вниз, начал спускаться.