Андрей Деткин - Железный город

Зеленоватым мерцанием входной шлюз ознаменовал появление гостя.

– Вхожу с главою приклоненной к вождю свободного народа. Чист помыслом и предан сердцем, – быстрым взглядом из-под бровей магистр официй скользнул по иллюзиуму, – душой парю в небесных далях, заботы тянут бренным грузом. Уста мои не терпят бузы…

– Ближе к делу, Ювеналий.

Принцепс запахнул халат. Облака потемнели и ускорили бег.

– Сию минуту, ваше святейшество, – неуловимым движением из складок тоги магистр официй извлек свиток. Дернул рукой. Развернувшись в желто-серую ленту, испещренный письменами папирус нижним валиком плотно лег в подставленную ладонь. – Рангопоклонники устроили комиции на площади Миролюбия у западных ворот храма Справедливости. Два десятка патриций, – Ювеналий опустил свиток и, преданно глядя на принцепса, продолжил по памяти, надеясь, что босс оценит, – вручили радетелю манифест вождей высшего собрания «Рочителей света». Оные усматривают целесообразным в дальнейшем возводить здания этажностью не выше третьего уровня и на расстоянии в пятьдесят шагов друг от друга. В намерении предотвратить слияние теней в острова и тем самым избавить граждан Великого Города от влияния тьмы на их незапятнанные души.

Верк поморщился, щепоткой взял из чаши «стенаний» слезу Бейрицы и вложил в рот. Оболочка растворилась, он сделал глоток, ощущая прохладный ручеек по пищеводу. Яркие лучи восходящего Ранга ослепили официя.

– Ювеналий, – принцепс воздвигся на трон, опустил покровительственные длани на головы эпических львов, венчающих подлокотники, – подай тревожное, что может омрачить нам горизонты. – Серые неприступные скалы обернули мужа.

– А-а-а, понимаю, понимаю, – одухотворенность и подобострастность испарились с лица официя. – Что ж, – Ювеналий вздернул брови и поднял свиток. Его глаза забегали по строчкам. – Отверженные смиренны, – нашел абзац, – нуждою истязаемы, по большей части заботятся о пропитании. Ни школ, ни курсов, ни обучающей литературы не выявлено. Протестных сборищ не замечено. Гробари сдали урановой руды с дефицитом в пятнадцать тонн. Вольфрам, касиондрил, устиний, драгметаллы в прежних объемах. Серафим просит расширить список «дойша». Добавить отбойники, компрессоры, пневмоэлектростанции, солнечные батареи, модифицированных свиней, более устойчивых к температурным перепадам. Дозорные в пустошах фиксируют перемещение кочевников к восточной окраине рекреации. Гелео молчит. Проверка «карманов» выявила ненадлежащее качество реагентов. Химикаты заменены, подрядчик оштрафован. Трое народников, один контрабандист стерты и депортированы. В Железный Город внедрены миссионеры с вновь сгенерированными религиями. Образована и успешно развивается секта «Резца изначального». Противоречия между Железным Городом и Титаниумом усугубляются стычками в приграничных областях. Отверженные отпраздновали День Железного дерева. Мероприятие прошло без инцидентов. Стена стоит, турели безмолвствуют. Множители в исправности. Купол девственно чист. В кварталах Сансуси, которые, кстати, уже зовутся местными Агра, а картафаны – моголами, возводится Тадж-Махал. Рабы-дроиды носят чалму и сари. Усиленно муссируются слухи, что Овидий объявил себя приверженцем новой эпохи и назвался Шахом-Джаханом, – с важным видом Ювеналий свернул письмена.

Скалистый Верк мял губу, смотрел в пол и, кажется, не слушал официя. Повисла тишина, разбавляемая умиротворяющим журчанием. Пауза затянулась до неприличия долго. Ювеналий посмел напомнить о себе скромным покашливанием.

Не меняя позы, Верк сдвинул на него глаза. Несколько секунд пристально смотрел, словно что-то для себя решал. Забрезжил рассвет. Робкий Ранг выползал из-за утесов.

– Пиши, – наконец, сказал он. Величественно приподнял подбородок, выпрямился на троне, стиснул львиные головы.

«Будет глобалить», – догадался Ювеналий и принял позу. Выставил левую ногу вперед, склонился над свитком, прикрепил к пергаменту, ставшему вновь чистым, «писца», устремил на патрона подобострастный взгляд.

– Мемория в сенат, – глубокомысленно изрек Верк. – С благим почтением к сенату, радея за Великий Город Тускул, со светлым помыслом, отрадою под сердцем осмелюсь мысли предложить на суд мужам великим. Нет, сотри, – принцепс метнул на Ювеналия орлиный взгляд, – замени «мужам великим» на «избранникам народным». Прочти.

– Кхе-кхе, – откашлялся официй, поэтично склонил голову и протяжно застихотворил: – С благим почтением к сенату, радея за Великий Город Тускул, со светлым помыслом, отрадою под сердцем осмелюсь мысли предложить на суд избранникам народным.