М. Эсаулов - Зов крови - уйти, чтобы вернуться

Минотавр занёс своё мощное копыто над головой воина, однако тот успел откатиться в сторону, правда далось это ему с трудом. Между тем, благодаря этому манёвру, у рыцаря появился шанс нанести хороший удар монстру, и он им воспользовался, вонзив меч в живот чудища.

Скотоподобная тварь издала надрывный рёв и воздев копьё вверх опустила его на рыцаря, однако тот успел закрыться щитом. Удар был такой силы, что точёный наконечник пробил и защиту, и предплечье рыцаря.

Уж не знаю, какими усилиями Лев совладал с болью и не поддался минутной агонии, но как-то ему это удалось. Собрав остатки своих иссякающих сил, рыцарь придал мечу в другой руке более удобное положение, а затем нанёс колющий удар, направленный точно в мускулистую бычью грудь. Цель была достигнута – минотавр замер на мгновение, а затем замертво рухнул на землю.

Победу рыцаря зрители привечали пылкими аплодисментами и звенящим свистом. Герольд, следуя традиции, скрасил подвиг Льва хвалебной песенкой, которую я пропустил мимо ушей.

Уже через несколько минут я и мой сэр были на пути к лазаретной палатке. Благородный лев шёл медленно опираясь на меня, несущего его меч и щит.

Лазарет привечал нас специфичным коктейлем из запахов, который вобрал в себя смрад крови, пота, отдушину трав и мускус настоек. Однако, ароматы лазарета были последним, на что я тогда обратил своё внимание.

В этом куполе из плотной ткани слышались стоны и крики десятка рыцарей, изувеченных различными способам, и в разной мере тяжести. Отсечённые конечности и свежие кровавые культи, разъеденная кислотой плоть, отслаивающаяся кожа, выбитые зубы, торчащие наружу сломанные кости – вот то, что тогда завладело моим вниманием. Неприкрытые страдания всегда были одним из тех элементов, которые приближают смертного к чёрствой реальности. И, созерцая их в ту минуту, я начал понимать, что вот она – жестокость беспощадной реальности, царствующая за стенами моего родного дома. Вот жертвы, принесённые ради минутной потехи публики и призрачных лавр победы.

– О, Магнус, – раздавшийся, среди беспорядочных болезненных стонов, радостный перезвон голоса Эмилии мне показался неуместной нотой, – я по тебе уже успела соскучиться. Веди своего сэра вот к этой койке, посмотрю, что с ним.

– Деньги хоть требовать с него за лечение ты не собираешься? – не смог удержаться я от вопроса, помогая Льву поудобнее устроиться на скудной лежанке.

– Нет, милый, не буду. Ох… не хило же тебе досталось. Как так получилось? – всякая весёлость в голосе увяла, сменяясь профессиональным спокойствием.

– Копьём… – буркнул рыцарь, смотря за спину моей родительницы, прямо на своего родича по оружию, молящего, ухаживающих за ним лекарей и рабов милости не отрезать руку, в которой уже начала зреть гангрена.

– Чего ты там бубнишь? Сними со своей головы это ведро и скажи нормально.

– Нет, не сниму, – отказался рыцарь и схватился за шлем, словно боялся, что моя мама самовольно сорвёт его, – Копьём меня ранили! Теперь ясно?

– Да, ясно-ясно.

Затем, избавив от железных нарукавников руки раненого, мама стала обрабатывать рану, зияющую кровавой краснотой пронзённой плоти. Для этого она использовала чистую льняную салфетку, обильно смоченную в спирте.

– Скверно… Тебе нельзя участвовать в следующем испытании, – огласила мама и рыцарь дёрнулся, как от хлёсткой пощечины, – Магнус, протри рану. Мне нужно взять иголку и швы.

Я охотно взялся за исполнение поручения. Пока я вытирал контуры разорванной кожи от запекшейся крови, Лев решил отвлечь себя беседой:

– Магнус, я не плохо сражался с этим минотавром?

– Плохо. Если бы Вы не робели, то этого ранения могло бы и не быть.

Я отвлекся от обработки раны и посмотрел на воина. Повреждённое забрало уже держалось на одном креплении и косилось в сторону, открывая мне обзор на уголок алых губ и на ту часть лица, в которой линия челюсти переходит в подбородок.

– Вот как… Ничего, на следующем испытании постараюсь лучше показать себя.

Теперь я заметил, что голос воина зазвучал гораздо чётче, чем прежде. Он был глубоким и утробным, идущим из недр груди, но не лишённым легкости звучания, присущей женщинам.

Тогда-то и закралась в мой разум эта дымка бледного сомнения, которую я сиюминутно решил развеять.

– А Вы собрались участвовать в следующих испытаниях?

– Конечно. Этой… победой над минотавром я не сделаю себе имя.

Несколько секунд я молчал, сомневаясь в посетившей меня догадке, бывшей сколь правдоподобной, столь и нелепой. Справившись с сомнением, я неуверенно изрёк: