По пути Володе, совершенно вдруг, так начинает нравиться Людмила, что он напрочь забывает про службу. И не хочет возвращаться на службу никогда, пока отец не приказывает ему сделать это немедленно. Мы с Сашкой, когда разбираемся в обстановке, хихикаем и обзываем Володю и Люду «женихом и невестой – тили-тили тестом». И все за нами начинают гоняться, а Людка заявляет родителям, что она не может даже минуты находиться рядом с такими придурками, как мы, и чтобы родители немедленно её увезли в Ленинград. Но никто её увозить не собирается, а все улыбаются, и говорят, что «это судьба». Володя нас отлавливает и уволакивает подальше в кусты, где, совершенно неожиданно, дает нам выстрелить по разу из пистолета «ТТ». За то, чтобы мы больше не дразнились. И мы обещаем, и с радостью выстреливаем вверх, в крону большой берёзы, где сидят вороны и сороки. В птиц мы не попадаем, и от выстрелов они с карканьем разлетаются, а на грохот прибегают наши с Сашкой отцы. И дают нагоняй Володе, но не сильно. Отец приказывает патроны списать, а Володе немедленно убираться в училище. Так мы с Сашкой первый раз стреляем не из мелкашечного револьвера, а из боевого пистолета «ТТ», и нам совсем не страшно.
Володя убирается на «газике» в училище. Суматоха мало-помалу затихает, все садятся, выпивают и закусывают. Сашкины сестры уводят взволнованную и раскрасневшуюся Людмилу купаться, а взрослые тихо переговариваются. Моя бабушка часто повторяет слова «прекрасная пара», а отец не сердито обзывает бабушку «свахой и «сводней». И мы с Сашкой понимаем, что это про Люду и Володю.
Вот это рыбак!От души пообедав и наговорившись, дядя Толя с довольным видом разматывает длиннющую удочку и направляется к озеру. Двигается он медленно по причине огромного живота, который делает нашего родственника чрезвычайно важным. Заметив такой живот, мы с Сашкой сразу же даём дяде Толе прозвище «Пузан». В одной руке у него раскладное кресло и мелкоячеистый садок под рыбу, в другой – удочка. Мы идём следом. Нам очень любопытно, как Пузан дядя Толя ловит, потому что слывет он выдающимся рыболовом. Удобно устроившись в раскладном креслице, дядя Толя величаво отбирает у нас банку с червями, торжественно выуживает из неё толстыми пальцами самого жирного червяка, всячески его вертит и рассматривает, как озёрный рак, потом насаживает на крючок, со всех сторон оплёвывает и, наконец, забрасывает. Все его жесты замедленны, плавны, закончены, и – по-своему – очень красивы. Убедившись, что поплавок-гусинка встал, опытный рыбак… мгновенно засыпает. Над тихим озером раздаётся мощный храп. Мы с Сашкой совершенно поражены, и растерянно переглядываемся. Потом тихо уходим, чтобы не разбудить ленинградского гостя.
Когда же мы через пару часов возвращаемся с проверкой, то поражаемся и удивляемся еще больше. Дядя Толя по-прежнему мирно спит, а в садке у него плещется рыба! И очень много! Стараясь не разбудить удачливого рыбака, подтаскиваем садок к берегу и смотрим. Тут же, как только раздается плеск, Пузан мгновенно просыпается и помогает нам вытащить тяжелый садок. Чего в нем только нет! И окуни, и крупные подлещики, и плотва… Но особенно красив огромный коричневато-золотой линь, нехотя разевающий круглый рот. Дядя Толя, чуть шевеля губами, свысока объясняет нам, мальцам, что только с линем ему пришлось по-настоящему повозиться, а остальная рыба – так, мелочёвка. Однако эта мелочёвка тянет, после отцовского, обязательного взвешивания, на целых пять килограммов. Да еще линь полтора. Получается, что Пузан дядя Толя всего за два часа поймал с берега шесть с половиной килограммов рыбы и чудесно при этом выспался! Вот бы нам с Сашкой так научиться! Правда, как тут можно уснуть, если рыба клюет как бешеная…
Картина маслом.В нашей училищной квартире, на стене в столовой, висит большая картина, подаренная отцу курсантами. Они её сами нарисовали масляными красками. Вернее, написали, потому что когда рисуют красками, а не карандашами, то говорят – «пишут». В нижних углах картины надписи. В левом: «Жерегеля В. 48 г.», в правом: «В. Калашников. 48 г.». Это фамилии художников-курсантов, написавших картину, и год, когда написали, 1948. Отец говорит, что это копия с картины старинного русского художника Василия Перова «Охотники на привале». Мы с Сашкой, сколько себя помним, всегда с интересом её рассматриваем.
На картине сидят трое и перекусывают. Наверное, это осень, потому что на кустах нет листьев, а трава жёлтая. Охотников двое, а тот, который посередине, крестьянин, скорее всего – пастух. Он подошел перекусить за компанию, и его охотники не прогнали. Слева – старый охотник, он что-то увлечённо рассказывает, а справа – молодой. Молодой охотник так заслушался, что даже забыл про папиросу, которая уже потухла. Старый, наверное, сильно врёт, потому что крестьянин-пастух ухмыляется, мол, такого не бывает. А молодой верит, потому что неопытный пока. Мы с Сашкой думаем, что когда молодой станет опытным и старым, он точно также будет врать на привалах про свои охотничьи приключения. Но, может быть, старый и не врет, а просто пастух не знает, что на охоте может произойти всякое. А и верно, откуда же ему знать, если у него даже ружья нет?! Около охотников лежат только два ружья. Отец, глядя на картину, всегда отмечает, что это неточность, потому что ружья на землю класть нельзя.
Читать дальше