Кладбище маленькое, всего несколько гранитных плит и крестов, заросших плющом и кустами. Нам очень интересно разбирать надписи на плитах и размышлять, кто там под ними лежит, и считать, кто сколько прожил. По-немецки мы читать не умеем, но иногда так получается, что мы всё разбираем. Вот, например, старая полустёртая надпись: “Kurt Maier. 1795 – 1868”. И мы понимаем, что тут лежит давно уже сгнивший немец по имени Курт, который прожил семьдесят три года. И при этом удивляемся, как этот немец, внуки которого, наверное, пытались завоевать нашу страну, ухитрился прожить так долго. А вот мой дядя Коля погиб на войне совсем молодым; ему едва исполнилось двадцать лет. И ещё многие мои и Сашкины родственники погибли в войну от ран и голода. Особенно в блокаду Ленинграда. У меня в блокаду умер дедушка и еще один дядя, дядя Толя. Бабулю, маму и Олега вывезли из Ленинграда совсем умирающими от голода, худыми и тощими. И они долго болели. А мужчины все воевали. Отец и его четыре брата: дядя Серёжа, дядя Вася и два дяди Миши – большой и маленький. Все были ранены, а дядя Миша маленький погиб. Два брата мамы воевали: дядя Коля, который пропал без вести на острове Эзель, и дядя Петя. И все наши родственники тоже воевали или трудились на заводах, делали снаряды, танки и самолеты. И сильно голодали. Но всё равно победили. И теперь мы здесь живём, а немец Курт пусть и дальше гниёт себе в могиле. Отец говорит, что эта земля испокон веку была русской землёй, и называлась она не Пруссия, а Поруссия.
Старые могилы заросли ещё какими-то растениями, которые мы с Сашкой называем кислицей. У них довольно толстые полые стебли и большие широкие листья. Если срезать стебель и ободрать с него тонкую зеленоватую, с мелкими красными пятнышками корочку, то обнажается сладковато-кисловатая мякоть, которую можно жевать и глотать. В густой кислице бегают юркие ящерицы и прячутся крупные змеи – гадюки. Гадюки, живущие на кладбище, серые, бурые, чёрные, и даже красноватые. Больше всего серых, с извилистым рисунком на спине. Все они страшно ядовитые. Поэтому мы становимся очень осторожными. Недавно здесь же, на Люблинском озере, такая гадюка укусила совсем маленькую девочку, и ребенка не удалось спасти.
Спиннинги работают.Поразбиравшись в надписях и наевшись кислицы, мы возвращаемся в лагерь. Там всё уже разложено, отцы сидят с удочками на берегу, Сашкины сёстры купаются и сильно визжат, а мамы и бабули что-то готовят у костра, отдыхают и беседуют. Мы с Сашкой отыскиваем свои спиннинги и, ухватив у бабуль по куску хлеба и по варёному яйцу, снова смываемся подальше, чтобы всласть опробовать новые снасти. Позавтракавший и поэтому довольный Рекс увязывается за нами.
Когда наши отцы первый раз увидели спиннинги, они нам ничего не сказали, только переглянулись. И даже улыбаться не стали. Неужели они совсем не поверили в наши снасти? Так, размышляя, мы подходим к большому заливу, заросшему кувшинками, кугой, рогозом и стрелолистом. Среди водных трав виднеются прогалины чистой воды, куда мы и собираемся делать первые забросы. Берега залива чистые, без ивняка, который сильно нам помешал бы.
Выбрав по прогалине, мы начинаем. Сначала получается не очень хорошо: то леска зацепляется за какой-нибудь винтик и запутывается, то гвоздь, которым прикреплена катушка, расшатывается. Но потом всё налаживается, и наши забросы делаются лучше и лучше. Вот только никак не можем приноровиться к подводным травам; при каждом забросе большие пучки трав тащатся за блесной, и хищные рыбы не могут схватить блесну.
Первый успех приходит к Сашке. Он ухитряется провести блесну без травы, и на неё цепляется окунь. Не очень большой, но мы так довольны, что пляшем вокруг рыбёшки какой-то бешеный индейский танец!
Моя блесна зацепляется за подводную корягу, и приходится лезть в воду. Неглубоко, поэтому не страшно. Да и Рекс рядом хлюпает по мелкой воде. Подбредя к коряге, по натянутой леске продвигаю пальцы в воду и веду к застрявшей блесне. На берегу Сашка удерживает удилище в натяг. Дотянувшись до блесны, кричу Сашке, чтобы он маленько отпустил леску, иначе мне не отцепить. Потом бросаю вызволенную блесну в воду, а Сашка наматывает леску и вытягивает. В этот момент замечаю какое-то движение под корягой, в её тени. Немедленно запускаю туда руку и… вылавливаю огромного рака, который тут же пребольно вцепляется острой клешнёй мне в палец. Хочется заорать от боли, но терплю.
Суматоха с родственниками.Вот с такими трофеями – окунем и раком – возвращаемся в лагерь. А там суматоха: приехали родственники из Ленинграда. Мы их ждали на следующей неделе и готовились, но так получилось, что они «сорвались» раньше. «Сорвались» – это выражение дяди Толи Титаренко, который женат на моей двоюродной тёте Жене. Мы с Сашкой решаем попозже выяснить у дяди Толи, откуда они «сорвались». Родственники приехали не одни, а со взрослой дочкой Людмилой. Привез их на озеро друг брата Олега – Володя Озеров. Он тоже курсант, но уже третьего курса, и в этот день – когда приехали родственники – дежурил в училище. Володя хорошо знает озеро, вот поэтому его и отправили вместе с родственниками к нам. Володя с повязкой и пистолетом в кобуре на боку. Привёз он наших родственников на училищном дежурном «газике».
Читать дальше