Игорь Олен - Войны инков. Incas

Ламы навстречу, – целая сотня! – вьючены грузом, поступь и морды высокомерны, как у верблюдов… Мчится куда-то потный гонец в тюрбане, следом – две шавки.

Дальше в предместьях – два ряда древних каменных башен. « Малые, по размеру в три роста, – между больших двух; малые отстоят в семнадцати футах или чуть более друг от друга; с боку от каждой за промежутком – башни большие ». Рядом – ни кустика, жутко, мертвенно. Птицы падали, пролетая здесь, зверь сбегал перепуганный, ибо в выступах и в пазах сих башен часто выл ветер. И только Солнце холил-лелеял древность за службу ясным холодным призрачным светом.

День миновал. Тьма яркими и мохнатыми звёздами созерцала Пуп Мира, кучно ответствовавший огнями. Не было в Андах и в Кордильерах города больше. Меньшим был Мани, главный центр майя, меньшим – Теночтитлан ацтеков… Выли собаки, пахло жилым от крошечных, но бесчисленных очагов столицы инкской державы. Башни заплакали влагой рос…

Заутрело, когда путник, шедший по тракту из-за холмов на Куско, встретил портшез из Куско. Инка с большой головой и путник двинулись к башням и подошли к ним.

– Ну, Рока-кáнут, лучший наш счётчик, как верят мýсу?

– В птиц и в зверей и в чащи, даже в болота, о, Тýмай Инка.

– Варвары! – было сказано. – Как все прочие, сколь ни есть их. Ищут опору в мире гниения, пребывая во мраке, а ведь над ними яркий бог Солнце!

– Я славил Солнце, – вымолвил счётчик, что вместе с Вáраком был в восточном походе. – Но постепенно я изменился. В диких, сырых лесах Мусу-Мýсу богом становится необычное. Если в редкость там ткань – поклоняются ткани. Там наводнения и дожди, поэтому там вода – богиня. Солнце не чтится; мýсу не видят в нём редкостного и властного, ибо мир их под тучами.

Инка вскинул бровь.

– И я понял, – вёл Рока-кáнут, – Солнце лишь вещь, как прочее. Я хочу знать творца всего. Я понять хочу, отчего кто-то беден, а кто-то славен, и отчего все враги друг другу, и почему изо всех слов главные говорит лишь Светоч, то есть Владыка.

Инка, сев в каменное и влажное от рос кресло, бывшее перед башнями, поместил темя в выемку в спинке, и наблюдал затем, как светило восходит меж малых башен.

– Срок установлен; близится праздник, – встал Тýмай Инка, главный астролог, и вопросил: – Куда ты? в Куско?

– Я, инка, в отпуске после трёх лет войны. Хожу везде, говорю о войне, о нравах чунчу и мýсу.

– Непозволительно!.. – Тýмай Инка, нахмурившись, возвратился к портшезу и подытожил: – Помню, ты спас меня. Я послал тебя в школу, где ты освоил счёт, а затем – на войну, чтобы, бывший раб, ты в бою отличился, начал жить лучше. Но, как я вижу, ты еретик? Заносишься, философствуешь. У нас есть кому думать. Ты, мастер счёта, будь при своём полезном, нужном всем деле… В общем, одумайся и воспользуйся даром счётчика, коим ты обладаешь…

Молча носильщики унесли портшез.

День спустя, на рассвете, стылый туман, курясь, обнажил подле башен много жрецов. Бог Инти, то есть Светило, встречен был гимном.

В Куско глашатаи объявили:

– Тýпак Йупанки, наш Господин, Сын Солнца, Ясный День подданных и Заступник живущих, Светоч народов, Отче Лучистый! Он повелел в честь Солнца три дня до празднеств пить только воду, есть только травы, жён избегать, огней не палить. Поститься!

Разом Империя погрузилась во тьму, – кроме трёх мест, однако.

Мчит Урубамба в узком ущелье. Выше, над городом, на крутых горных склонах, – площадь с дворцами. В узкие окна плещутся звуки песен и дудок, храпа и возгласов; мельтешат челядинцы; всюду вповалку спящие пьяницы… А вот зал под соломенной кровлей с грубыми стенами: все шумят; пол грязен; чад от светильников и дымы очагов уносятся сквозняками… Трон занят мужем, рослым и статным, чуть поседелым: в золоте уши, блёклая бахрома на лбу; на обрюзглой щеке – слеза, что катится и вдруг падает в неопрятный подол изношенных пыльных царских одежд.

Товарищи умолкают, и поднимается хищноликий курака с чашей в руке.

– Ольáнтай, наш повелитель, выпьем за доблесть! Мы твои слуги. Вот старший темник, твой Пики-Чаки ( с боку от трона спал некий воин ); спит он, наперсник твой; его дед – гуанако. Вот Рау-Áнка ( глядя в пространство, стыл древний старец ); знает он мудрость неба и звёзд, а предок его сам Солнце. Вот вождь Марýти ( щёголь лет тридцати встряхнулся ), главный застав твоих, внук удава. Вот Чара-Пума ( муж в чёрной шкуре пил из кувшина ); ярый, как пума, он меч и полог над Урубамбой; все перед ним – как мыши; предком его был пума. Я – управитель Орку-Варанка. Ты, когда выгнали Пача Кýтека, заповедал мне управлять всей Áнти, коей владеешь, а прародитель мой – лис… Ольáнтай! Ты всех сильней. Ты – истинный Господин! Владыка!