Игорь Олен - Войны инков. Incas

САМ был усталый и вопросил: – Потери?

– Лишь восемь тысяч! – вёл Синчи-рýка, весело скалясь. – Живы все лучшие, вроде Пако из пóкес, кто новый сотник. Мы победим их!

– Пять тысяч двести – убыль в моих войсках, – отчитался Мамáни; зарево от костра, трясясь, осветило помятую, в пятнах крови, броню его. – Срок ввести в бой самоотверженных.

– Да! Воистину! – загорелся шеф гвардии Урку Инка, юноша-принц.

– Сплошаем, – вставил Мамáни, – если не…

Император взорвался: – Ты нам, Мамáни, как косоплёт врёшь, хоть и гривастый!! Ты с Титу Йáваром?! Ты ему хочешь трон отдать?!.. Где, Мамáни, людей взять, думал?! Скольких на севере держим, и в Чачапуйе, и даже в Чи́му, – знаешь, Мамáни? Скольких мы держим в городе Куско против смутьянов? Сколько Ольáнтая стерегут в горах? Ждут, ослабнем?.. Нет! Всех уложим!! Слуг пошлём и сынов наших малых, но гадов кончим!

Утром, взывая к вставшему Солнцу, САМ разместил рать с гвардией в центре. Стяги взметнулись, войско всей массой прянуло с копьями. Орды пёрли навстречу… Сталкивались секиры, камни крушили плоть… Сея смерть, мчал принц Урку; дротик пронзил его, и, воззрившись на Солнце, юноша рухнул. Через мгновение его голову поднял пикой мапуче ростом с утёс.

Бледнея, инкский Владыка что-то велел хрипя. Вáрак бросился в бой, к ристалищу, где гигант, смеясь, тряс добычею – головой сына главного из вождей Америки. Вáрак с лёту ударил злыдня секирой – и поволок в тылы. Инки долго терзали и расчленяли тело убийцы и осквернителя инкской «солнечной плоти» – плоти священной.

Битва велась под вечер. Обороняя бок, Пако выдвинул ногу – обух ударил в кость. Проревели путýту – раковины моллюсков, и оба войска разъединились.

Раненых снесли в крепость Араукания. Пако – тоже снесли.

Дождило. Пахло цветами, если не дуло с поля сражений. В стане кусканцев возле костров шушукались: «Пóкес все легли». – «Правда, правда… И у врагов негусто». – «Слышишь? воняют-то, из кого дух вышибли…» – «Уай!»…

Дождливой зарёй проснулись. Падая и скользя, построились. В боевых блёкло-красных, сильно обшарпанных и побитых носилках, в стёганой чёрной, в бляхах, рубахе встал главный инка с длинной пращой в руке. Бахрома густо-красного налезала ему на глаза под шлемом, и с неё капали, накопляясь, капли ненастья.

– Йау! – возопил он. – Наш незабвенный сын Урку Инка отбыл на Солнце и рассказал о гадах. Солнце хотел их сразу поджарить огненным светом! Нам стало стыдно. Мы попросили грозного бога скрыть гнев за тучей. Сами побьём врагов! – Император махнул пращой в направлении юга.

Там, в дожде, были толпы мапуче, злые, недвижные, в балахонах и шкурах, с копьями, луками, топорами, дубинками, а над ними – тотемы лис, пум, волков, медведей.

Внемля Владыке, рать разъярялась. «Чёрт! Из-за них сдыхай!!» – «Как колы, торчат!» – «Ишь, предатели! Не хотят служить сыну Солнца» – «Шавки! Айýски!»… Это «айýски» было хулою невероятной.

В брызнувшем ливне толпы пустились встречно друг другу, яростно сшиблись. Темник Мамáни бился маканой, то есть особым инкским мечом, и шёл вперёд. Удалой Синчи-рýка дрался без жалости топором, швырял также бóлы (болеадоры, или же бóлас). Бился Владыка; махом сломав стрелу, что пробила нагрудник, он из пращи метал самородки чистого золота.

Волосатый мапуче тряс пикой с криком:

– Я Кила-кýра вождь!

Самородок разбил ему рот. Со стонами варвар выплюнул зубы.

– Хайли!! – взвыл император.

– Хайли-ахайли!! – И с этим рёвом гвардия повалила в бой.

Враг подался в центре и с фланга…

Вырвался из-за тучи солнечный луч – знак добрый!..

Инки приблизились к вражьей ставке…

Гром раскатился в хаосе молний… всё потемнело… Вновь хлынул ливень, и появились сонмища диких…

Бились жестоко: ни наступая, ибо силён враг, ни отступая, ибо таков приказ божества с двумя перьями коре-кенке над тёмно-красной, вымокшей бахромой на лбу.

Потерявши пол-армии, инки скрылись за Мáульи, не сумев победить.

Куско сиял, дул ветер. Брёл караван вьючных лам по улице. Семенили куда-то при веретёнцах, кои крутили, женщины в платьях пёстрых расцветок, пряжа стекала в сумки-кошёлки. Шли и кураки разных народов как по служебным, так и по частным всяческим нуждам… Подле большого Дома Советов – уйма носилок; в них прибывая, инки всходили парой ступеней к узкому входу и достигали зала со склоном, венчанным троном. Всё звалось «зал Холма», то есть инкский сенат (парламент и госсовет). С вершины Холма по склону шли золотые, ниже – серебряные сиденья. Как все расселись, встал долговязый, бледный, усталый Амару Тýпак, брат властелина, канцлер.