Юрий Гаврюченков - Кладоискатель и доспехи нацистов

— Ложись, ложись, сука, на пол! — во всю глотку зарычал я.

Отважный рыцарь живо утратил присутствие духа и прилип носом к линолеумной плитке.

— Лежи, козлина, если жизнь дорога, — пригрозил я, схватил Маринку за руку и вытолкнул ее в коридор. — Сейчас попробуем выйти из дома. — Глаза у жены были по пять копеек, зрачок то слабо сужался, то снова расширялся во всю радужку. — Если удастся, сразу уедем на дачу, если нет — попытайся сама добраться до Славы. К родителям не ходи, там сейчас кекоз почище нашего. Ты поняла?

— Да, — тряхнула головой Маринка, и я понял, что она точно ничего не сделает.

— Тогда пошли, — сказал я и едва не попал под пули.

Раскатистое «ду-ду-ду» раздалось со стороны прихожей. В сантиметре от груди Маринки пролетели ошметки гипсокартона, в воздухе заклубилась известковая пыль.

За стеной на лестнице кто-то упал.

— Илья, — по голосу я узнал Борю, — ты живой?

— В порядке, — ответил я.

Судя по звуку, компаньон пустил в ход МГ-34. Что у него за приколы: сначала садит из пулемета, потом спрашивает, живой ли?

— Осторожно, — предупредил я, — мы идем.

Стена в прихожей оказалась развороченной, словно по ней несколько раз долбанули ломом. Мы вышли на площадку. Боря с решительным видом прохаживался по ней, держа на изготовку пулемет. Под простреленной стеной у самого порога неподвижно лежал человек в черном кашемировом пальто с АКСУ в руке. Его собрат, контуженный мною, мотал бестолковкой, сидя на полу возле лифта. Вероятно, я крепко встряхнул ему мозги.

— У нас началась война, — сообщил Боря.

— Валим отсюда! — Я заскочил в прихожую, сдвинул оборудованный шарнирами электросчетчик, достал из тайника запасную обойму для «стечкина» и тонну баков, отложенную на черный день. Мельком я подумал, что зря оставил на кухне «Калашников», но меченосец, видимо, так и валялся ничком, не помышляя идти в атаку.

Когда я вернулся, Боря выволакивал из квартиры походный рюкзак.

— Ты охуел? — У меня глаза полезли на лоб: куда воевать с таким мешком?!

— Я уху не ел, — Боря навьючился и бодро попрыгал на месте. — Готово, идем.

Уперев в плечо приклад МГ, неумелый закос под американского морского пехотинца тяжело заскользил вниз по ступенькам. Мы с Мариной двинулись следом.

— Стой. — Боря замер и вскинул руку. Мы остановились. Под лестницей кто-то был.

«Что делать?!» — мысль не успела оформиться в моей голове, как Боря, не оглядываясь, сунулся в распущенное устье рюкзака и вытащил оттуда гранату, какие делались на пороховых заводах для защитников осажденного Ленинграда.

— Куда, дурило? Подохнем! — рыпнулся я на перехват, но Боря уже оттянул толстую ручку, повернул ее и отпустил. Щелкнул боек по капсюлю.

— Они слабые, — молвил Боря, метнув под лестницу шипящую замедлителем «блокадницу».

Я бросился к Маринке, успев крикнуть пригодившуюся когда-то формулу:

— Закрой уши, открой рот! — И сам так сделал. Отступавший чмудак едва не сшиб меня, когда в пролете полыхнуло пламя и взрывная волна встряхнула под нами ступени. Боря споткнулся, ощутимо тыркнув мне в ребра надульником ручника.

— А теперь вниз, вниз! — принял я командование на себя, чтобы предотвратить еще какую-нибудь самоубийственную выходку компаньона.

С карманной артиллерией он малость перестарался. Не знаю, что за шнягу заправляли в нее блокадные умельцы, но граната и в самом деле оказалась слабой, иначе мы бы лежали сейчас как глушеные палтусы. Другое дело, что стоящим в тесном парадняке «светлым братьям» пришлось очень туго. Осколки выкосили засаду начисто. Убить не убили, но посекли пехоту солидно. Перепрыгивая через раненых и кашляя от кислой пироксилиновой гари, мы выломились наружу. Входную дверь сорвало с петель. Она шаталась под ногами, когда мы пробегали по ней. До «Нивы» было рукой подать.

На улице был кекоз. Огорошенные крутым приемом, немцы попрятались, но Боря высмотрел одного и открыл по нему огонь.

Я возился с замком автомобиля, когда меня застала пулеметная очередь. Маринка ломанулась прочь от нас, очевидно, совсем потеряв голову.

— Что ты, гад, творишь? — хотел я взять горлом, но Боря не отреагировал. Я и себя-то с трудом слышал — в ушах звенело после взрыва гранаты.

Словно в страшном сне, из-за угла дома вывернул знакомый квадратный «мерседес-геленваген». Он подпрыгнул на разъезженной выбоине в асфальте, присыпанной гравием, и понесся прямо на нас. «Светлые братья» вызвали подмогу.

— Шухерись, Боря! — заметался я. — Атас! Крик действия не возымел, но подельник и сам уже просек неладное. Он перестал ловить на мушку тихарившихся немцев, положил на землю пулемет и торопливо зашарил в своем сидоре.