Юрий Гаврюченков - Кладоискатель и доспехи нацистов

— Издание начала прошлого века. — Я взял верхнюю брошюру в невзрачной обложке, украшенной рисунком кометы.

Журнал назывался «Ostara», и я держал первый его номер.

— Имеете представление, что это такое? — заговорщицки осведомился Стаценко.

Я имел. Носящий имя готской богини весны журнал был основан в 1905 году Йоргом Ланцем фон Либенфельсом — создателем теории расовой соматологии, поделившей народы на высшие и низшие. Идеи цистерцианского монаха-отступника породили арио-героический культ гитлеровской Германии, загрузивший работой печально известные лагеря смерти. «Ostara» же, согласно его манифесту, задумывался как журнал, использующий антропологические данные для того, чтобы научным образом сломить восстание низших рас и защитить благородство расы европейской. О реализации этого замысла мир с содроганием вспоминает до сих пор.

Но кое-кого история так ничему и не научила. «Ostara» было выпущено более сотни номеров, и у Остапа Прохоровича, похоже, имелась вся подшивка: шкаф был буквально набит стопками идентичных корешков. И он ею гордился — вот зто всерьез настораживало.

— Неплохая коллекция, — похвалил я. — Она полная?

— Целиковая, — похвастался Стаценко, подтвердив мои подозрения. — Здесь все номера.

— Ну-ну. — Я пролистал журнал, втягивая ноздрями сладковатую бумажную пыль.

— Вы ученый человек, — сказал Остап Прохорович, — и умный.

Кажется, наступал момент истины, чего и следовало ожидать, неспроста же меня пригласили. До сих пор я пребывал в неведении относительно его планов. Интересно, что ему может быть нужно от бедного археолога?

— Компетентный, я бы так сказал. В своей области. Никак не более того.

Я умышленно поскромничал, но на папика произвел впечатление.

— Ваша беспринципность мне даже нравится, — молния он. — Отсутствие идейной направленности, кроме четкой ориентировки на достижение личного благополучия, выдает в вас сибарита.

«Какой наблюдательный господин, — не без неприязни подумал я. Остап Прохорович, открывавший доселе незнакомую сторону личной жизни, удивлял все больше. — Какие еще сюрпризы ждут меня впереди?» Недооценивать работника партаппарата было попросту небезопасно.

— Вам известна система градации, существовавшая в кайзеровской армии? — Стаценко прошел к столу и сел напротив меня, отодвинув локтем пачку «Ostara». В моем лице он нашел отзывчивого слушателя — я постарался состроить соответствующую мину. — Между тем иерархия была весьма четкая. Высшую касту командного состава составляли глупые активисты, следующее место занимали не блещущие умом лентяи — вреда от них было значительно меньше. На более высокой ступени стояли умные, но излишне деятельные офицеры, а вот подлинной элитой армии являлись умные и ленивые. Они были самые полезные, но поскольку сочетание таких качеств — редкость, наверху находилось именно это интеллектуальное меньшинство. Что вполне естественно, так как наиболее рациональные управленческие структуры строятся по принципу пирамиды.

— Так устойчивее, — добавил я.

— Вот именно, — согласился Стаценко. — Мне кажется, Илья Игоревич, у вас есть все данные, чтобы принадлежать к последней категории управленцев.

Мне сделалось не по себе.

— Благодарю за комплимент, — сказал я. — Только не понимаю, к чему вы клоните.

— Сейчас поясню. Хотя мне кажется, что вы больше осторожничаете, — показал в улыбке ровные белые зубы Остап Прохорович. — Дело в том, что отсутствие общественно полезных потуг характеризует вас как пассивного в положительном плане индивидуалиста. Кроме того, вы далеко не глупы, в чем я имел возможность убедиться, понаблюдав за вами в ходе наших бесед. Чего вам не хватает, так это навыков руководителя, но они легко нарабатываются практикой. А для этого у вас есть все способности, можете мне поверить.

Мне показалось, что господин Стаценко откусывает несоразмерно больше, чем может проглотить.

— Чего же вы хотите от бедного археолога? — задал я давно вертевшийся на языке вопрос.

— Чтобы он попробовал себя на руководящей работе.

— А ну как не справлюсь?

— У вас должно получиться.

— По-моему, вы малость переоцениваете мои способности, — не сдавался я.

— Уверяю вас, испытание не будет серьезным.

— Испытание? — слово очень не понравилось мне.

— Можно сказать и так. В конце концов, всякое вступление в новую должность есть маленькое испытание. Смена обязанностей увеличивает нагрузку, не скрою. Мне хорошо известны тернии власти — это ее неотъемлемые атрибуты. Я ведь сам управленец, как это называлось прежде — номенклатура.