Юрий Гаврюченков - Кладоискатель и сокровище ас-Сабаха

Благодаря походной и холостяцкой жизни, я умею и люблю готовить. В принципе, еще древние ассирийцы считали, что настоящим поваром может быть только мужчина, а ассирийцы, судя по рецептам на глиняных табличках, знали толк в еде. Того же мнения придерживаются и в современной Европе, где развита утонченная кухня. Лучший повар — мужчина. И это не половая дискриминация, а суровая правда жизни, мой пример тому наглядное подтверждение. Даже на незнакомой сковородке я картошку могу поджарить так, что пальчики оближешь, а это не каждому дано!

С аппетитом позавтракав, я убрал в шкаф новую одежду (пару дежурных джинсов, тройку рубашек и белье), поставил в сервант бутылку «Мартель Медальон» и лег спать. На вечер намечалось важное мероприятие — торжественный визит.

Я проспал до семи вечера. К восьми, переодевшись, захватив специально укомплектованный пакет с едой и походную холщовую сумку, покинул квартиру, не забыв вытянуть из-под телефона бумажку с портретом Бени Франклина.

Купюру я поменял в ларьке. Характерно, что курс там оказался выше, чем в обменнике, и никто паспортных данных из меня не тянул. Что ж, впредь будем действовать как можно более нелегально! Я убрал деньги во внутренний карман пиджака и, довольный, быстрым шагом направился к дому. Своему старому, родному дому...

Я позвонил четыре раза, и дверь открыли в лучших наших традициях — не спрашивая «кто там?». Я шагнул через порог. — Здравствуй, мама! — Здравствуй, сынок. Загорел ты, как негр. Мы обнялись, потом мама чуть отошла назад и спросила: — Ну как, нашел что-нибудь?

— Нашел, конечно, — улыбнулся я. — И, похоже, достиг своего акмэ.

— «Акмэ» древние греки называли наивысшую точку достижения в жизни мужчины. Как же твоя Троя?

— По-моему, это и есть Троя, — сказал я. — А, может быть, акмэ еще впереди. Посмотрим.

И я достал сверток с кинжалом и браслетом Хасана ас-Сабаха.

Утро я встретил в своей комнате среди знакомых с детства вещей и книг. На улице капал дождик, и так приятно было сознавать, что ты никому ничем не обязан, ничего не должен и не надо вставать, куда-то идти и что-то делать против своей воли. Не надо ни на кого вкалывать, кроме себя самого. В этом прелесть работы «черного археолога».

Я повалялся в теплой постели, слушая, как тикают часы на книжной полке. Я был дома! Потом я подумал, что купил квартиру, дабы чувствовать себя свободным и не так расстраивать внезапными отъездами маму. Затем мысли переключились на кинжал ас-Сабаха, я вспомнил степь, мертвого Петровича, Валеру с Женей, и настроение сразу испортилось.

Моя беда в том, что я много думаю. Когда надо и когда не надо. На это часто намекала моя бывшая жена — Марина, все друзья и даже Петрович. А Слава-афганец напрямую говорил, что слишком умный и слишком глупый — братья, добавляя, что свои мозги перед армией он оставил дома. Я ему охотно верил, так как забрать обратно он их явно забыл. Мы скентовались в зоне. Слава тянул восемь лет за убийство, впрочем, он и сейчас досиживает. Дурная голова ногам покоя не дает. Склонность к простым и радикальным решениям довела отставного майора ВДВ до цугундера.

Интересно, что меня, умного и осторожного, что-то тоже привело в те края. И Афанасьева, не менее осторожного и куда более расчетливого и опытного, чем я, тоже. Как все-таки жаль Петровича! Без него продать браслет и кинжал ас-Сабаха будет проблематично. Своими силами реализовывать такую серьезную находку — дело очень опасное и тягомотное.

Я лениво потянулся и сладко, во весь рот, зевнул. А ну их всех! Надо радоваться жизни. Не буду я сегодня думать о браслетах, буду расслабляться. Спокойно» в одиночку, без баб. Интеллектуальный отдых интеллигентного человека. Я люблю посидеть за книгами, а теперь мне, похоже, есть что почитать.

Я вернулся на новую квартиру во второй половине дня. За маму я был спокоен; небольшая прибавка к пенсии в размере ста долларов ей не повредит, этот месяц она проживет в относительном достатке. А там уж... Что будет там, я пока не знал, но был уверен в благополучном исходе южной кампании. После обеда я сел изучать рукописные материалы, привезенные из экспедиции. Полевой дневник и тетрадь Афанасьева, в которой он, как я и предполагал, начинал новую монографию о саманидах, послужили объектом моего пристального внимания на протяжении пары часов. Я без труда читал мелкий, но разборчивый почерк Афанасьева и почерпнул немало для себя интересного. Монографию он составлял на основе результатов последних раскопов, частенько сверяясь с полевым дневником. Любопытно, что в записях он упоминал меня весьма корректно, без имени, как ассистента или, попросту, «А». Наверное, не хотел случайно предать, если дневник вдруг попадет в правоохранительные органы. Интересный человек был Петрович. Что сообщить его жене, я пока не знал. Но говорить все же что-то придется. Обеспокоенная чрезмерно затянувшимся отсутствием мужа, она начнет звонить мне и рано или поздно дозвонится. Что я могу ей сказать? Что Афанасьев Василий Петрович погиб от рук психопатов в пустыне Чуркистана, а его могилу вряд ли отыщу даже я сам, хотя собственноручно закапывал? Возникнет неизбежный вопрос: а почему закапывал именно я и откуда у меня так много денег, когда бедная вдова не имеет ничего? Дурацкая история, но и глупо констатировать этот факт, нарываясь на разборки (а в том, что у вдовы Афанасьева остались хорошие связи, сомнений не было). Что бы такое изобразить?