Владислав Зубченко - Рождённые огнём. Первый роман о российских пожарных…

Брандмейстер Бодров поздним часом закрылся у себя в кабинете, и точно так же, как в день смерти Алексея Мартынова, пил горькую. Бойцы, оставшись в казарме, выставили караульного, чтобы тот в случае чего дал знак – что придёт на ум выпившему командиру одному богу известно.

– Как же это, братцы, с нашим Захаром приключилось? – спрашивал себя и остальных Ширш. – Я с ним, почитай, годков семь уже бок о бок. Не могу я на него подумать такого.

Пожарные молчали, пытаясь заняться хоть каким-нибудь делом, но как-то ничего не ладилось. Мартынов нарезал круги по двору, твёрдо вознамерившись спустя четверть часа постучаться к Бодрову. Взглянув на часы, он вспомнил, что обещал сегодня матушке быть пораньше к ужину, чтобы поговорить о её поездке назавтра на хутор Степановский, что близ Оренбурга, к кузине и договориться о лошадях.

– Теперь уж как выйдет, – подумал он.

Мартынов поднялся к Бодрову, когда уже стемнело. На стук в дверь никто не ответил. Николай постучал сильнее – в кабинете послышался какой-то неясный шорох.

– Ваше высокоблагородие, дозвольте войти! – крикнул Мартынов. – Я по делу неотложному. Степан Степаныч!

Молчание насторожило помощника не на шутку. Он уже успел узнать своего начальника, когда тот был навеселе. Бодров всегда в таких случаях шумел, отдавал разные чудные приказы, о которых после и вспомнить не мог. Мартынов подозвал Петрова.

– Неладно там как-то, чую, – поделился он опасением с коллегой. – Надобно дверь ломать.

– Да бог с тобой, Николай Алексеич! – ужаснулся Петров. – Спит он пьяным и всех делов.

Мартынов не послушал и, отойдя на пару шагов назад, с силой ударил в дверь. Она не поддалась. Николай прислушался – ни звука. Собравшись с силой, оба помощника ударили теперь в дверь ногами одновременно. Железный крюк отлетел, и Николай первым ворвался в кабинет. Бодров сидел прямо в кресле. Мундир его был застёгнут на все пуговицы, а в правой руке брандмейстер держал пистолет, приставленный к виску. Мартынов замер, не зная что предпринять. Петров осторожно направился к брандмейстеру, обходя стол. Бодров не шевелился, будто ничего не видел вокруг себя. Мартынов, оправившись от шока, двинулся к нему с другой стороны, как раз там, где была рука с пистолетом. Оставалось пару шагов, когда брандмейстер неожиданно повёл глазами в сторону помощника и нажал на курок. Выстрела не последовало – осечка! В следующее мгновение Николай перехватил руку Бодрова, а вторую тут же схватил Петров. Они оба пытались вырвать пистолет. Бодров сопротивлялся молча и зло.

– Степан Степаныч, ты чего удумал! – заорал Мартынов. – Брось, брось оружие!

– Пусти! – прохрипел брандмейстер. – Пусти, говорю. Не переживу позора такого!

Он с силой оттолкнул обоих, вновь поднял пистолет к виску и опять взвёл курок.

– Не походи! – сказал Бодров. – Не подходи!

– Степан Степаныч, будешь стреляться – давай! – вдруг выпалил Мартынов. – Только сказать тебе одно хочу. Собрался я сегодня к Вам, Ваше высокоблагородие, просить руки дочери Вашей…

Николай не успел закончить. Пистолет выпал из руки Бодрова, и, грохнувшись о стол, выстрелил. Пуля, летевшая прямо в грудь Мартынову, попала в стоявший на её пути медный подсвечник, и он тяжело свалился на пол, вывалив покатившуюся свечу. Брандмейстер страшно вытаращил глаза.

– Коля! Жив! – обезумевший Бодров бросился к помощнику и схватил его за плечи. – Что же это я делаю! Что делаю!

Они обнялись, и Бодров заплакал на плече у Мартынова.

– Ох уж мне канделябры эти! – улыбнулся такой счастливой развязке Николай.

Он наклонился и поднял подсвечник. Точно посередине ножки его застряла пуля, предназначавшаяся Николаю Мартынову. Бодров тем временем утёр слёзы платком, что дал ему Петров, и, окончательно протрезвев, наконец понял, что сейчас произошло. Он чуть было не лишил жизни своего Колю. Брандмейстер сел и закрыл лицо руками.

– Сейчас, Коленька, погоди чуток, – прошептал он. – Господи Вседержитель, помилуй меня грешного раба Твоего…

Тем временем помощник Петров, подойдя к Мартынову, попытался было забрать из его руки подсвечник, спасший тому жизнь. Но Николай крепко держал его, не отрывая от него глаз. Прямо над застрявшей пулей на медной ножке был едва виден знакомый Николаю знак! Он словно таял на глазах! Мартынов опрометью бросился в караульную, чуть не сбив с ног прибежавшего на выстрел Ширша, и схватил свою каску. Знак амулета медленно проступал на своём месте.