Вилма Яковлева - Прогулка за Рубикон. Части 1 и 2

Трехкомнатная квартира его родителей, обставленная дешевой мебелью. Кровать на кирпичах. Отец собирается в очередную командировку на защиту проекта крупнейшей по тем временам теплоэлектростанции. Он опускает рукава застиранной рубашки, завязывает галстук и надевает свой единственный чуть потертый костюм.

Лестница в подъезде его дома. Он спускается вниз, слегка постукивая ключом по металлическим прутьям перил, пять, шесть, семь – словно играя на ксилофоне. Ему навстречу идет директор института, в котором работал его отец. Запах дорогого одеколона, иностранных сигарет и полного довольства жизнью. Как-то в институте он увидел рядом с этим советским плейбоем двух длинноногих секретарш, и его буквально захлестнула гормональная буря. Вот она «дольче вита»!

Тогда он много читал. Стивенсон, Жюль Верн, Александр Грин, «Библиотека приключений», Томас Манн, Фейхтвангер. Призраки литературных героев преследовали его, не давая покоя. Ему снились прекрасные, фантастические сны, а утром не хотелось идти в школу.

На уроках истории ему было скучно. Там он никогда ничего нового не узнавал. Знакомые события, известные люди. То же на уроках географии. Он научился различать страны и колонии по почтовым маркам.

Никто не вникал в круг его чтения, но кое-что отец от него прятал. В пятнадцать лет он выудил из глубин книжного шкафа взрослые книги и понял, что реальная жизнь намного сложнее, чем ему казалось.

Запойное и беспорядочное чтение спасало его от подростковой тоски. Каждый новый год ему казалось, что жизнь начнется сначала и все будет по-другому. Но все продолжалось, как прежде.

Он начал читать Библию, но не продвинулся дальше сотворения мира. Ему хотелось в другой мир, насыщенный красками другой жизни.

После восьмого класса он вернулся с летних каникул длинным, как жердь, и поступил в самую элитную латышскую школу. Учеба его не интересовала. Он что-то начинал, потом бросал и снова возвращался к чтению книг.

Одноклассники его не любили. Для них он был представителем чужой, русской культуры, хотя и говорил на чистом латышском языке. В семье говорили по-русски, поэтому его латышский язык был поставлен школой без фонетических искажений, передаваемых семьей.

Чтобы всех позлить, он напускал на себя вид убежденного комсомольца и однажды подрался из-за какой-то мутной коммунистической идеи. Скандал был на всю школу.

Но такие конфликты случались редко. Когда ему что-то не нравилось, он поворачивался и уходил. Это было проще и надежней.

В десятом классе на него нахлынул мутный вал непривычных ощущений. Он отрастил длинные волосы, слушал битлов на заедающем магнитофоне и чуть было не сбежал в Париж на баррикады.

Вместо баррикад он сделал все, что должно было быть сделано в любом случае – окончил школу и поступил в университет. Все это произошло как бы само собой.

В университете он, наконец, освободился от мучившей его рефлексии. Появились друзья. В основном русские и евреи. Он проходил с ними сложные маршруты на Кавказе и Северном Урале. Крутые подъемы, потом столь же крутые спуски. Он стал нравиться самому себе: дефицитная штормовка, солнцезащитные очки, тяжеленный рюкзак, горные лыжи, перекинутые через плечо. Порывы ветра, сотрясающие палатку сверху донизу. Друзья ни разу не подвели. Однажды на берегу Северного Ледовитого океана в двадцати километрах от ближайшего жилья они за шесть часов построили иглу [38] Традиционная северная хижина из уплотненного ветром снега, разрезанного на кирпичи. и посреди нее разожгли костер. Снаружи бушевала метель, а внутри было тепло. Протянув к огню разутые ноги, они ели манную кашу, сваренную на сгущенке, и пили горячий чай.

Чтобы повысить самооценку, он занялся подводным плаванием и несколько раз ездил на Черное море за сокровищами затонувших кораблей, но так ничего и не нашел.

Он стал носить грубые свитера и мешковатые джинсы, прожженные искрами костров. И не заглядывал в будущее дальше, чем до ближайших выходных.

На втором курсе студенческая группа его приняла, разглядев в нем латыша. На праздник Лиго все выезжали на берег Гауи [39] Река в Латвии. , сидели у костра и, раскачиваясь, пели латышские песни. Он пил деревенское пиво и рябину на коньяке, ел сосиски на палочках и картошку, запеченную в золе. В развалинах замка на другом берегу реки к празднику сооружали деревянный помост и устраивали танцы. Он переплывал реку, держа одежду над головой. Потом шел через густой лес. В развалинах играл духовой оркестр, создавая ощущение довоенной Латвии. Было много красивых девушек. И если он не напивался, то все заканчивалось хорошо.