Вилма Яковлева - Прогулка за Рубикон. Части 1 и 2

– Кто?

– Телевидение, газеты. Даже русская газета назвала тебя «бомбистом».

Марсо невидящим взглядом уставилась в темный угол комнаты. Голубоватый свет телеэкрана падал ей на лицо, делая его невыносимо печальным.

– Какой из тебя, к черту, политик, – вдруг взорвалась она. – Политики борются за власть. А ты? Размазываешь сопли. Если тебе не нужна власть, то надо, извини меня, заткнуться.

– Политика – это игра. Играть надо на стороне слабого. Игра на стороне сильного – полная бессмыслица.

– Политика ради политики? Лучше уж деньги ради денег, – Марсо закрыла глаза и помассировала виски. – И чего ты добился? Ты уже почти мифическое существо, кангар новейшей истории Латвии. Нет, ты даже не кангар. Тот хотя бы продался немцам. А тебя никто не покупает. Не нужен ты никому. Теперь ты враг народа, как и твоя бабушка.

Эдд вдруг почувствовал, что потерял интерес ко всему. Марсо права. Его бунт не имеет никакой конкретной цели. А последствия могут быть трагичными.

– Я не враг народа, – устало сказал он. – Я враг одной его части.

– Большей его части, – Марсо наклонилась и взяла его за подбородок. – Что будем делать? Ты хоть знаешь, что у тебя рубашка одета наизнанку? Бить будут.

Он убрал ее руку:

– Будем малевать черный квадрат и молиться.

– Я серьезно.

– И я серьезно. Лучше быть врагом народа, чем дерьмом в собственных глазах.

Марсо посмотрела на Эдда, как на больного.

– Ты ведешь себя так, как будто на твоем пути стоит не история, а мелкие хулиганы.

– Я веду себя так, как будто я и есть история. Шутка.

– А ты ведь действительно так думаешь.

– Хочешь отправить меня в сумасшедший дом?

– Давай уедем. Пусть им будет хорошо без нас.

– В Россию? Жить в нищете, встречать рассветы?

– Поверь моей интуиции. Твой отец всю жизнь хотел вернуться в Москву. Я это делаю не для себя, а для тебя, на себе я уже поставила крест.

– Никуда мы не поедем, – в голосе Эдда впервые прозвучала неуверенность. Он хрипло откашлялся и уставился на экран телевизора. Появились новые данные с избирательных участков.

– Ты совершаешь ошибку.

– Давай дождемся исхода выборов, – Эдд записал данные со своих избирательных участков в блокнот и брезгливо поморщился. – Ты же знаешь, как я не люблю что-либо обсуждать заранее.

Чтобы Марсо отстала, он сделал вид, что погружен в свои мысли. Да, в последнее время удача ему изменяет. Но из всех возможных неудач он выбрал самую щадящую, ту, которая не ведет к потере самоуважения.

Наверно, что-то такое он произнес вслух, потому что Марсо сказала тихим, спокойным голосом: «В наше время быть просто самим собой – непозволительная роскошь. Поэтому держись меня, я твой единственный шанс в этой жизни».

Не зная, куда себя деть, Эдд взял с полки первую попавшуюся книгу и попытался читать, но через минуту не мог сказать, о чем только что прочитал.

– Убери свой письменный стол, – посоветовала Марсо.

Эдд расчистил немного места под настольной лампой. Конспекты лекций, незаконченные статьи, заметки, письма, недописанная докторская диссертация. Страна стремительно сползала к хаосу, и его попытки приспособить к условиям Союза китайский вариант потеряли всякий смысл. Он отодвинул бумаги на край стола, потом со злостью смахнул их на пол.

– Я не переживу, если тебя посадят в тюрьму! – сказала Марсо входя в комнату.

– Может, чтобы ты не волновалась, мне вообще не выходить из дома? Все настоящее – опасно. Неопасный сюжет – это диван и телевизор. Но дом может рухнуть, а телевизор загореться.

– Дом уже рухнул. Ты просто не заметил.

Эдд в раздражении передернул плечами. Марсо по обыкновению загоняла его мир в тихое стойло повседневности, как старую клячу. Ему опять захотелось победить. Но телефонные звонки прекратились. Вместо них из приоткрытого окна доносилось приглушенное карканье ворон.

Он пошел на кухню и выпил рюмку водки. Потом вернулся в комнату. Тележурналисты продолжали оперировать данными экзит-поллов, которые не предвещали ему ничего хорошего.

– Что молчишь? – не выдержала Марсо.

– Мне нечего сказать.

Он понял, что может проиграть. По его спине пробежал озноб. Он не имел права проиграть. Это стало бы катастрофой. Прежде чем проигрывать, надо выиграть. Иначе можно потерять все.

Эдд сел в кресло и закрыл глаза. Прилив бодрости после выпитой водки сменился полусонным оцепенением. В памяти возникли картины прошлого, тягучие и невнятные. Весенний запах таяния. Шуршание песка под ногами, плеск морских волн. Съемная дача на берегу моря. Солнце, уходящее за горизонт, остывающий пляж. Он любил приходить туда вечером, когда наступающая темнота скрывала угловатости его подростковой фигуры.