– И что же ты там делала?
– Мы молились богам, а потом бежали обнаженные под яркой высокой луной, в молчании ночи.
– И дальше?
– Мы ждали прикосновения Исет.
Ной презрительно скривил губы:
– А вместо нее вас облапали похотливые сынки номовой знати. Знаю я эти ваши игры.
– Не напрасно ли ты смеешься? – сурово сказала Таисмет и невольно сжала ладонь между бедрами. – Откуда у тебя это презрение к древним обрядам? Неужели ты думаешь, что я служу в храме на низшей ступени и отдаюсь каждому встречному? Я допущена к таинствам и достаточно образованна, чтобы не терять при этом голову, – сказала она сердито. – Я унаследовала гордость матери и смелость отца. Тебе нечего беспокоиться. Мы бежали навстречу свежему ветру, раскинув руки, и казалось, еще миг – и весь мир растворится в лунном свете.
– Раскинув руки или ноги?
– Нет, ты совершенно одичал в пустынях Куша.
Ной рассмеялся.
– Я так и знал, что женился на храмовой блуднице. Не знаю, что происходит у вас в Абидосе, но по ту сторону моря женщины жертвуют свое тело другой богине любви, не помню, как ее звали. Когда я плавал в Библ, то видел много женщин, занимающихся блудом в пользу алтаря. И еще я был свидетелем обряда «священного брака», на который съехались женщины со всего света. Это были не любовные игры, а разнузданная оргия, не поддающаяся описанию. Тамошние жрицы вытворяли такое…
Таисмет хотела что-то ответить, но Ной навалился на нее всей тяжестью своего тела, зарылся лицом в ее волосы и сбил дыхание. Когда он возвращался из военных походов, то буквально разрывал ее на части. Она заставила его перевернуться на спину и с размаху воткнула в себя, подавшись сначала вперед, а потом резко откинувшись назад, подставив лицо свету луны.
После трех лет походной жизни Ной не мог долго находиться в помещении, и, подхватив жену на руки, вынес ее на террасу. Фонари потухли, и в лукавых глазах Таисмет отражался только свет восходящей луны.
Они легли на матрас, и Таисмет с широко распахнутыми глазами обладателя истины принялась подробно рассказывать Ною о событиях в Фивах.
Ной слушал невнимательно, лениво переводя взгляд с точеного контура ее щеки и изогнутой линии века на колыхающуюся грудь. За три года он поучил несколько десятков писем от Амни. Последнее из них было больше похоже на жалобу: «Все меняется. Все совсем не так, как было. Разрушены планы годов, нарушен порядок вещей. Нет года приходящего, похожего на год ушедший. Но каждый новый год становится тяжелей, чем предыдущий… Люди нарушают установленные законы, насмехаются над страданием, не оплакивают умерших. Везде царят насилие и жестокость. Все в унынии. Города и деревни жалуются на свою судьбу. Больна страна. Я думаю о том, что случилось. Нас губит неверие в богов… Если бы я знал, где бог, я бы принес ему жертву. Но нет его».
Ной помнил это письмо наизусть. Амни писал, что Египет распадается на части, номовая знать совершенно отбилась от рук, а Фивы превратились в дряхлую провинцию, управляемую вороватыми жрецами.
Перед тем как вернуться в Фивы, Ной дал себе клятву не ввязываться в политику. Там, в Нубии, он ушел в сказку, которую придумал сам, лежа под звездами. Это была сказка о прекрасной земле, где растут деревья, источающие благовония, а сады спускаются террасами к самому морю.
Но последние слова Таисмет вывели его из оцепенения.
– Я провела сегодня утром обряд «отверзения уст» божественной царицы Амон-Асет. Она предстала передо мной в облике богини Исет и призвала нас действовать.
Ной приподнялся на локте и удивленно уставился на жену, которую уже еле различал в темноте. От расслабленного состояния не осталось и следа.
– Не иначе как богиня, утратившая своего супруга, решила лишить супруга и тебя.
– Ее устами говорит воля богов.
Ной повалился на спину и уставился на звезды.
– Именно этого я и боялся больше всего. Искушения, что посланы богами, более опасны, чем те, что посланы людьми.
– Боги не искушают. Они предопределяют. Если приходит удача, то боги ниспослали ее нам.
– А если неудача?
– Тогда это испытание. Любое испытание облагораживает душу.
– Ха! Ты хочешь сказать, что если боги ниспошлют нам ночью блоху, то ее укус облагородит нас?
– Не кощунствуй! Невозможное возможно, если это сокровенное.
– Но причем тут твоя бабка? С каких это пор стать ничем, это стать богом.
– Нам не дано знать, кто мы есть. А к ногам Амон-Асет, последней из Рамсесов, два года склонялся весь Египет.
Читать дальше