Вилма Яковлева - Прогулка за Рубикон. Части 1 и 2

Женщина встала и подошла к юноше так близко, что он почувствовал тонкий запах духов. «Я довольна работой». Она протянула руку и взъерошила ему волосы: «Ты получишь обещанное вознаграждение. Меня зовут Таисмет».

Через час рабы вынесли носилки к реке и поставили их в тени деревьев. Откинув полог, Таисмет лениво растянулась на подушках, задумчиво глядя куда-то в пустоту. Слуги принесли несколько кувшинов воды и принялись мыть ей ноги.

К носилкам подошел молодой человек в облачении жреца. Гладко выбритый череп утопал в могучих плечах, огромные руки и ноги двигались тяжело и неловко, но живые, скрытые под густыми бровями глаза внимательно следили за всем, что происходило вокруг. «Вы были в храме, в этом отвергнутом богами месте? На его голых камнях произрастают только тоска и страх. Вы смелая женщина».

Таисмет блаженно замигала глазами в такт движению огромных опахал из страусовых перьев, навевающих на нее прохладу реки. «Меня охраняла сама Амон-Асет, – сказала она. – Теперь я хочу услышать, что она скажет».

К полудню изваяние царицы стояло на берегу.

Жрец прикрепил к каменной руке царицы табличку с иероглифом, окурил дымом ладана, опрыснул водой и, бормоча священные формулы древнего обряда, прикоснулся жертвенным ножом к ее груди, глазам и губам. «Теперь она будет говорить словами богов. Но их еще надо услышать».

Слуги поставили статую царицы на папирусную лодку, и жрец оттолкнул ее от ступеней пристани: «Если “да”, то лодку прибьет к берегу, если “нет”, то она уплывет прочь».

Лодка медленно скользила по мутной воде, вниз по течению, под негромкие причитания жреца. Привстав на носилках, Таисмет смотрела ей вслед, закрываясь рукой от солнца. Берег реки в синей дымке полуденных испарений был безлюден. Голые известковые скалы своим призрачным блеском нестерпимо резали глаза.

Через несколько минут лодка врезалась в густые заросли тростника.

Жрец поднял правую руку как бы для благословения и произнес: «Она говорит “да”».

Таисмет села на подушках, при этом золотые украшения на ее шее тихо зазвенели. «Ты уверен?» В ответ жрец склонился перед ней в глубоком поклоне: «Ее устами говорит воля богов».

Этим же утром к южным окраинам Фив на лодках и плотах пристали передовые части Нубийского корпуса. Вода в Ниле убывала на глазах, и берег реки превратился в топкое илистое болото.

Аменойнемхет, командир корпуса, взобрался на береговую возвышенность, чтобы посмотреть на город сверху. Воздух был чист и свеж. Нил изгибался дугой. Восточный край неба горел огнем, освещая городские кварталы, распростертые внизу огромным ковром. На правом берегу реки возвышались величественные строения Корнака и Луксора. На левом берегу, на отрогах Ливийских гор, медленно проступали очертания ступенчатого храма.

Казармы – несколько больших каменных, кирпичных и деревянных бараков – были окружены высокой стеной и в отсутствие корпуса использовались под мастерские, амбары и склады. Солдаты вынесли все лишнее к реке и аккуратно сложили на берегу. В один из освободившихся бараков согнали рабов, захваченных в Куше, в другой сложили нубийское золото, шкуры экзотических животных, дерево, слоновую кость.

Аменойнемхет отдавал короткие приказы. В нубийском корпусе все офицеры укорачивали свои имена на манер нубийских имен. Поэтому подчиненные звали своего командира просто – Ной. Два его офицера носили укороченные имена – Гор и Ваал. Но это допускалось только в походе.

В полдень к казармам подошли какие-то вооруженные люди во главе с крикливым толстяком, размахивающим свернутым в рулон папирусом и требующим вернуть все вынесенное имущество обратно на склад. Ной не стал ни в чем разбираться и, построив находящихся рядом солдат в цепь, загнал гостей в вязкую прибрежную грязь. Толстяк пятился к берегу с низкими поклонами, но когда сел в лодку, принялся ругаться и грозить.

Ной освободился от дел только к вечеру. Нестерпимый зной сменила прохлада. В сопровождении охраны он быстро прошел сквозь лачуги городских окраин к центру города.

На улицах бурлила жизнь, лавки, палатки ремесленников, балаганы танцовщиц были открыты настежь. Дорогу преграждали вереницы повозок, запряженных ослами, толпой валили продавцы свежей воды и фруктов, проститутки, увешанные дешевыми украшениями, пьяные наемники, явно не из египтян, с тупой злобой на лице. Бегали слуги с носилками и опахалами. Из игорных притонов доносились крики и ругательства. Несколько жрецов, сбившись в кучу, пьяно горланили церковные гимны. Среди всей этой толчеи расхаживала городская стража с дубинками в руках, подозрительно косясь на вооруженный отряд Ноя, который грубо расталкивал людей, чтобы освободить проход.