Валерий Лаврусь - Очень высокие горы. Восхождение

Хотя… Конечно, нет. Не отдаст. Уже свыкся. Куда ему теперь без неё? Да, Вань?

Молчит Ванька…

Да, Котяра?

Молчи, Котяра, молчи, по инерции тебя спросили, по глупости!..

…Десятикилометровая дорога до Кибо-Хат показалась им выпуклой, яркой и какой-то сюрреалистичной, особенно после ручья в седловине трёхгорья. Там, в этой рыжей каменной альпийской пустыне, (где нет растительности, воды, снега – ничего нет! И где одиноко, холодно и сухо: так сухо, что от одного вида рыжей каменистости постоянно хочется пить!), брели они вчетвером, «поле-поле» набирая высоту.

Сюрреализм ли, волшебство ли – путешественники и не заметили, как пустынная дорога обернулась дорогой в Изумрудный город. И они, четверо друзей, шли к Волшебнику за смелостью, добротой, умом и ещё (только это шёпотом) чтобы вернул добрый Гудвин белых путешественников домой. О последнем, как маленькая девочка Элли в сказке – беззвучно, но настойчиво мечтала большая девочка Энни. Она снова утром ничего не ела и чувствовала себя прескверно, хотя вида и не подавала.

«Молодец, девочка!» – одобрительно поглядывал на неё Юра. Помнится, дорога в Изумрудный город тоже была нелегка.

Аня никуда не поглядывала: смотрела исключительно под ноги, на жёлтую дорогу. На марафонах привыкла: когда организм отключается, когда «вырубается» и само сознание – нужно сосредоточиться на ногах.

Александер с Джамой тоже видели, что Ане нехорошо, и готовы были в любой момент подстраховать, но она упорно шагала, (даже рюкзак свой не отдавала!).

Особенно трудно восходителям стало после поворота на север, когда вдруг неожиданно налетел холодный цепной ветер Злой Волшебницы Бастинды и вмиг обветрил губы до сухой растрескавшейся корки. И сколько бы они их ни мазали гигиенической помадой, ничего не помогало. И талая вода в поилке жажды и сухости в организме не утоляла, оставляя после себя лишь гадкий горький дистиллированный привкус.

К часу дня остановились на ланч. До базы оставалось чуть больше километра, и особого смысла в такой остановке Юра не видел, но они достали сандвичи, кексы, шоколад (основной ланч ждал их в Кибо-Хат) и, запивая чаем, принялись жевать – вяло и избирательно.

Пока делали вид, что едят, пришла несчастная полосатая крыса и принялась горько жаловаться: и холодно ей в пустыне, и ничего тут не растёт, и есть нечего, и перебивается она только подачками, а нужно кормить несчастных полосатых крысят, (чей отец – мерзавец! – шляется неизвестно где). Что интересно, говорила крыса по-русски. Путешественники накормили её сандвичем и крошками от кекса – а пока она ела, Юра мысленно общался с духами гор, прося их быть благосклонными. Стихийный христианин, чего же хотеть-то? Язычник! Он и крысе мог бы помолиться…

Ближе к двум подошли к Кибо-Хат. На подъёме к базе Джама нашёл кривую палку (палку в пустыне!) и во всеуслышание объявил, что это волшебный посох Мозеса, и теперь, с ним, они легко дойдут до вершины. Даже не дойдут – долетят! Шутит Джама. Что шутит – хорошо, лишь бы сорок лет не водил. А ещё, помнится, в песне были слова: «Go down, Moses» («Сойди, Моисей»), и это вроде не вверх, как шли они, а совсем-совсем в другую сторону. А ещё Джама – местный язычник-анималист, и «посох Моисея» для него простая кривая палка! Но худо-бедно до Кибо-Хат как-то доковыляли…

В солнечном и холодном Кибо сноровисто суетились портеры. Вороны с белыми воротниками в надежде поживиться на дармовщинку бойко перескакивали с места на место. Изредка на предельной скорости пробегала крыса или крыс (не тот ли самый блудный отец крысят?). И только белые офисные туристы вяло переползали с места на место между двумя большими одноэтажными бараками, пытаясь поудобнее пристроить свои уставшие и измученные «скафандры». А на площадке под баннером, завёрнутый в палатку, лежал «скафандр» несчастного американца. Многие не догадывались, «кто» или «что» тут лежит – проходили мимо, не обращая внимания. Но наши догадались. Обратили внимание. Memento mori! Точно «так лучше уж, чем от водки и от простуд»?

Заселились в барак. Настоящий, взаправдашний каменный барак. Две большие спальные комнаты, по шесть двухъярусных лежанок с поролоновыми матрацами и подушками, большая кухня с печкой-буржуйкой. (Камнями, что ли, они её здесь топят?) По бараку, хлопая дверями, разгуливали сквозняки с Мавензи, устраивая восходителям позднюю осень Крайнего Севера Западной Сибири, того самого Очень Крайнего Севера 36 36 «Очень Крайний Север» – первая книга цикла «Восхождение». Здесь упоминается как отсылка к тому, что Юрий Серов семнадцать лет прожил на Крайнем Севере и четыре из них отработал на полевых. , где Серов прожил семнадцать лет.