Эйрик Годвирдсон - Семиведьмие. Бронзовый котел

Едва-едва успела Ниив отскочить – с полным невыносимой боли криком упал могучий черный олень, точно срубленное дерево, смертной пеленой подернулись светлые зеленовато-голубые глаза, алым кружевом выступила легкая пена на оленьих ноздрях.

Дернулся слабо черный бок, исчерченный шрамами – и затих могучий зверь. И пала густая тишина – лишь далекие вздохи ветра средь камней.

Подбежала ближе девушка, бросилась перед лесным быком на колени, смотрит, сама себе не веря – ну же! Что же ничего не происходит? Выдернула клинок из раны – ничего!

Вспомнила разговор полночный со старухой в землянке – и жутко ей стало так, как не было никогда до этого! Если умрет, – сказала та, – значит, недостаточно крепко ты его любила!

А что, похолодев, подумала Ниив, если обманула старая сова, и заодно она с той, что приковала его тут? А что, если не очнется мой король, и в самом деле я сама, вот сию же секунду его своими руками и убила?

Закричала девушка яростно, горько и страшно, упала на бездыханное тело, и заплакала – так горько, как не плакала вообще никогда в жизни! Покатились горячие слезы по черной шерсти, смывая кровь, и, едва только первые капли их попали в глубокую рану, так начала та затягиваться так быстро, что заметить и то было бы сложно, да Ниив и не смотрела. И не заметила, как вздрогнуло звериное тело и поплыло под ее руками, точно воск, переплавляясь в новую форму. Не заметила – до того горько плакала, да сквозь рыдания причитала:

– О мой король, мой любимый, единственный! О муж мой! Ты не услышишь уже о том, как дорог ты мне был! Не узнаешь, что свет без тебя мне не мил с этой поры!

– Ну отчего же, – в ухо девушке шепнуло знакомым голосом, а руки освободившегося от колдовства крепко обняли ее. – Может, если расскажешь, так и услышу!

Поднимает девушка голову – и видит: жив ее король! Столь же неотразимо прекрасен, как и помнила она, и на благородном лице играет ясная улыбка, ровно солнечный луч, жаркая да яркая!

Ахнула тут Ниив громко, закружилась у нее голова от неожиданной радости, обняла она в ответ своего супруга крепко-крепко – и в ту же секунду пропали все прочие злые колдовские происки Ангарвы, стали все заколдованные жители королевства из карликов да зверей снова теми, кем были – людьми да элро. На месте мрачных лесов – города да замки появились, на месте глухих троп – широкие дороги, а вместо гнилых болот – добрые поселения да хутора поднялись.

Уж как принялась метаться злая Ангарва в замке, увидав все это да поняв, что обманули ее! Хотела было она схватить свой посох да лететь прикончить дерзкую девицу – но вот беда, забыла ведьма, что, когда короля в оленя превращала, столько влила в те чары своей колдовской мощи, да столько лет потом их постоянно в силе оберегала, что ни капли колдовства в ней не осталось, чтоб на том посохе лететь. Так шагнула она с башни – да и расшиблась о камни у подножия ее, а там уж добрые люди собрали останки да бросили в костер, чтоб и духу поганого ведьминого на земле не осталось.

А Ниив стала королевой рядом с мужем своим, королем горным, и сыновей да дочерей от них пошло немало, прекрасных ликом и славных деяниями своими. Родители Ниив получили после свою собственную усадьбу, а вторая сестра Ниив замуж за племянника короля вышла, и жили они долго и счастливо все.

А может, и по сей день где живут, на мир смотрят да забывать, что храбрость, верность и большая любовь что угодно одолеет, не велят.

А что тот рыжий князек с влюбленной в него девицею, спросите? А ничего – клятву принес королю, за него воевал, если надобно было, ну а в остальном жил, как прежде – и дальше себе да охотился на своей же земле, а что девицу ему подменили, так ни он, ни его дружки не сообразили, верно Ниив сказала – пьян был излишне. Впрочем, никому бы жаловаться и в голову не пришло – жену он любил, ну а уж как она его!

Вот как оно бывает – иногда за счастьем девяносто раз по девяносто лиг отмахать потребно, а иногда вот оно, под носом – только глаза разуй.

На то и истории такие в сердцах людских да элфэйских оседают накрепко – чтоб тот, кто поумней, слушал да смекал себе, на чем мир-то стоит.

Ллиэ перебирает вещи, растерянно посматривая на каждое новое извлеченное из сундука.

«Если хочешь, можешь собрать вещи, поговорить с домашними, с подругами».

Да, именно так.

Она сразу обрадовалась этому предложению, но сейчас… перебирая все то, что ей раньше так нравилось – бусы, подвесы, платья – она понимала, что ничего из этого она не возьмет.