Эйрик Годвирдсон - Семиведьмие. Бронзовый котел

Но да виду снова не подала – толку-то!

Вот провели ее в комнату, вот усадили на богатое ложе, выдали одежды всякой, купальный чан с водою теплой, травами благоухающей, водрузили, яств лакомых принесли – а дверь снаружи подперли да юного воина с копьецом поставили – сторожить.

Хозяин сам с товарищами да домашними пировать по поводу удачного лова направились, а Ниив ждать да думать осталась.

Сперва, не будь глупой, девушка и искупалась, и поела, и чистую-новую рубашку натянула – а вот дорогие наряды не тронула. Думала, думала – ну и надумала. Дождалась глубокой ночи, когда уснул ее незадачливый сторож, взяла разрыв-траву, помахала крест-накрест на засов, прошептала нужные слова – и тут же засов рассыпался в прах. Прокралась она к оружейной – клинок свой золотой вызволять. И там запоры легко и просто все отомкнула синяя трава. Вот и клинок золотой, вот и копье зачарованное… и еще всякого снаряжения разного. Ниив, не будь простушкой, быстренько переоделась в мужское охотничье платье, волосы собрала в узел по-воински, шпильку-шип вплела так же, как юноши делают, сама в плащ закуталась, чтоб фигуры толком не было видать, погуще складки на плече собрала, серебряной фибулой закрепила. Клинок золотой к поясу, копье в руку – глядь, и не отличить от воина-дружинного, по первому году от совершеннолетия которые! Уже не таясь, прошла по коридорам – запасов в сумку дорожную покидала, свои старые вещи хотела забрать тоже, чтоб на первой же стоянке их в костре сжечь.

Парень-соглядатай так и не проснулся, к слову – зато, уже собираясь уходить, услыхала Ниив тихий плач в темном самом углу. Девичий плач при том. Услышала и рыдающая шаги, вскинулась:

– Кто это тут? Хинви, ты это, что ли? Чего эту перепелку бессмысленную не сторожишь?

– Я, – низким голосом, подражая мужчине, отозвалась Ниив. – Чего это я сторожить ее должен, когда все вино пьют да кабанятину печеную уплетают? А ты чего тут сидишь?

– Да чего! Поймал себе какую-то пичужку, скотина рыжая! Жанюсь, мол, на ней! Клинок золотой в приданое возьму! Люблю, говорит! Поганец подлый…! Что я столько лет жить без него, лешего неверного, не могу, ему наплевать! Баб всех с округи уже перелапал, а на меня хоть бы взглянул! Пойду вот, прирежу эту его девку лесную, и пусть хоть казнит на утро – сил никаких нету уже! И ведь, Хинви, ну скажи, скажи, чем она-то лучше? Посмотреть – так один в один с лица как я!

Вышла тут из угла говорящая – Ниив смотрит – и в самом деле, как сестра, на нее похожа девушка!

– Не плачь, – говорит Ниив. – Не соперница она тебе, не хочет за князя идти, плачется, отпустить просит…

– Ну так и отпусти! Хинви, родной, выпусти ее! Хочешь, я скажу, что это я сделала?

– Слушай, у меня идея получше – вот тебе ее тряпки. Князь наш пьян был, как девчонку-то подобрал, а с лица вы и в самом деле похожи. Скажи, что ты – это она и есть. Да еще скажи… в общем, что карлики на усадьбу набегали, поворовать – и что…

– Погоди, ты ж не Хинви! Ты та девка и есть же…!

Ниив теряться не стала, подскочила, девчонке рот зажала и говорит на ухо:

– Да, да, только не вопи, прошу тебя. Мне своего мужа выручать надо, а не у других девушек неверных возлюбленных отбивать. Не нужен мне твой рыжий князь, но если хочешь за него – так прикинься мною, вот мое старое платье, можешь и имя мое себе взять, ни к чему оно мне теперь – звали меня Ниив, да давно уже никто не зовет, и если не выйдет сделать, что задумала я – так и некому будет! Садись себе в мои покои, жди своего рыжего князя, а про карликов скажешь – оружейную обнесли, да Хинви-сторожа по голове стукнули… Парень-то в самом деле головой о порог стукнулся, потому как вина перебрал, сопит вон в сторонке. Ну так как?

Девушка горячо закивала, соглашаясь – и так они с Ниив и сделали. Заперла та ее снаружи – не на замок, так, подперла дверь копьецом горе-стража, а сама прочь от усадьбы двинулась.

Сердце говорило – недолго уж идти остается, и от того точно сил прибавилось.

Так шла Ниив еще сколько-то, и все встречные принимали ее за юношу – а она и не спешила разубеждать.

Так оно как-то спокойнее было.

И еще сколько-то дней да ночей осталось за плечами, постарел юный месяц на небе, нагулял полные бока, точно бык на выпасе, ночи стали росны и холодны, и только тогда увидела Ниив тот самый горный кряж и пики каменные, царапающие небо. Увидела и ту самую гору – скалистый зуб, вспарывающий облака.

Сжалось все в груди – хоть кричи! Но собралась она с силами, дошла до подножья – и там осталась ночь пережидать. Всю ночь сидела она у огня, молилась Сокрытым – Миане, Лорахо, Этиве, Охотнику. Не знала даже, кому пуще нужно – страшное, большое ее ждало что-то, а страшней всего не самой сгинуть было – а не суметь сделать, зачем пришла. И оттого раз за разом шептала – помоги, матерь Миана, огради, Лорахо-Защитник! Этива, не попусти оступиться! Охотник, пусть не дрогнет рука, не собьется лезвие, не вспыхнет страха в груди, не сделается от слез моих неверным удар!