Эйрик Годвирдсон - Семиведьмие. Бронзовый котел

А на утро – на утро, как рассвело, пошла искать тропинку, что выведет ее к высокому пику.

А об ту пору сидела Ангарва в замке, да смотрела в блюдо с водой, и хохотала, как безумная:

– Юнец! Сопляк! Чего задумал! Не выйдет же – знамо дело, чары только девица снять может! Была у хитрого пленника жена – да вот же она, сидит на свадебной подушке, под новым плащом, рука об руку уже с другим – эвон каков, рыжие вихры да улыбка от уха до уха! Быстро она его забыла!

Хохочет и приплясывает черная ведьма Ангарва – всего ничего ей осталось подождать, вот как луна дополна уже нальется да снова умрет, так совсем ничего в черном олене от прежнего короля не останется! Погаснет разум вовсе, и тогда одолеют его ангарвины колдовские псы, растерзают на клочки, а сама Ангарва себе из оленьей головы похлебку сварит, из кости дудку смастерит, рога на рукоятку ножа пустит!

И не станет здешнего короля, и вся земля ее будет, а народ его ей служить станет!

Вот веселится ведьма – а глядь, у порога покоев крапивник выплясывает, щебечет:

– Слушай, слушай! Молодой охотник с копьем в руке тропу отыскал – идет он к самой высокой горе, где прикован черный олень!

– А ну кыш! Крута тропа, часты в горах обвалы, а мужчине ни во век не снять заклятья!

Убрался крапивник прочь.

Дальше веселится ведьма, предвкушая власть над обширными землями.

А на подоконнике, погляди-ка, серая облезлая ворона топчется:

– Каррррр! Слушай, ведьма! Молодой охотник в красивом нарядном плаще, опоясанный дивным клинком и с верным копьем в руке идет по тропе – не пугают его обвалы, не страшат ветра! Как пламя изнутри горит в нем!

– И ты брысь, сплетница! Не слышала, что ли – не может никакой живущий, буде он мужского пола, одолеть моих заклятий, что связали короля! Будет псам моим побольше поживы! Псов моих только чаровным оружием взять можно, а он что – какой-то охотник, тьфу!

Занялась Ангарва делом – скоро, скоро надо будет резец по кости в дело пускать! Заточить надобно, кровью живой отполировать…

Тут уж под ногами вертится, шипит:

– Вшшш-еееедьма! Торопишшшьсссся ты, торопишшьсссся! Вот ужччч-шшше поднялся по крутой тропе охотник в крепких сапогах со злыми желез-ссными подковами, и оружие при нем так и ссветится чарами колдовс-сссскими!

– Да сколько можно! – Ангарва топнула каблуком, норовя убить Ужа, да тот только меж плит скользнул прочь.

Уж не так радостно и весело ведьме сделалось, собственные слуги когда все поперек норовят сказать, да все равно – не сможет сопляк-юнец победить ее чар! Нету в мире золотого клинка, и не отыскал бы мальчишка-охотник синей травы нипочем!

А меж тем Ниив поднялась по крутой тропе – тяжек подъем был, били злые ветры ее об скалы, осыпи коварные поджидали, а только все вытерпела, все миновала она.

Видит – в самом деле, как носатая бабка в землянке говорила – прикован к скале могучий черный олень, тяжкая цепь синей стали захлестывает крутую шею и оплетает рога, а у ног ярятся злые косматые псы, жуткие пасти скалят, клыки их под розовой пеной – длиннее пальца, острее ножа!

– Эй вы, твари полночные, ведьмино порождение!

В крутые загривки тварей ударило по увесистому камню. Звонок голос юного охотника – так звонок, что ветер понес его эхом дробить о скалы.

Бросились псы на дерзкого юного элро, что стоял перед ними – да только Ниив-охотник не стала мешкать, изготовила княжье чаровное копье, уперев меж камней покрепче, и, как псы кинулись на нее, так все один за другим на то копье и насадились – так, что древко не выдержало веса туш их и треснуло. Но дело было уже сделано – погас алый огонек в глазах злобных тварей.

Вот вытащен из-за пазухи приберегаемый до той поры пучок волшебной травы, и сказаны нужные слова – падает, рассыпаясь в прах, цепь из синей злой стали!

Все, как старуха-сова говорила – не узнал!

Не слышит голоса, не узнает с лица – зажигается злая искра в светлых глазах, острое копыто роет землю, взвивается на дыбы черный олень, норовя обрушить удар на юркого охотника, что стоит перед ним. А у того в руке – золотой, сверкающий, точно солнечный луч, клинок.

«Будет у тебя времени чуть, хватит только на один удар – и уж вложи в него всю свою силу» – говорила старуха с совиной тенью. Как кривой старухин коготь ткнул в прочерченный углем рисунок, помнит Ниив до последней капельки. И, извернувшись, подныривает под занесенное бронзовое копыто, и, выставив клинок, рывком навстречу черной груди бросает себя всем весом. Никакой бы воин не вложил в удар коротким сияющим лезвием столько силы, с какой сам же лесной бык налетел на острый клинок. Вошло яркое золото по самую рукоять прямо в сердце, оплетенное сеткой злых чар. И умерли чары – вместе с тем, на кого наложены были.