Борис Омский - Салага

– Привет, мужики.

– Ты кто? Мент? – вместо ответного приветствия спросил один из бомжей, пристально разглядывая неизвестного в камуфляже.

Столяр указал на дорогу.

– Глянь туда. Видишь, моя фура стоит, разве на таких машинах менты ездят? Экспедитор я. Мы с шофером груз везем, да припозднились чуток. Сейчас приедем на точку, а разгружать некому. Подсобите, а?

Пучеглазый бомж в низко надвинутой на лоб вязаной шапочке, изначальный цвет коей установить не представлялось возможным, испустил противный трескучий смешок и отказал за всех:

– Твой груз – твоя забота, начальник. А у нас в расписании сегодняшнего вечера ничего, кроме ужина и здорового сна.

– Правильно, Пупок, – поддержал его приятель, помешивающий варево в котелке, – От работы кони дохнут.

– Вы не въехали, мужики. Я вам бабки хорошие заплачу, – внес ясность майор, – По штуке каждому.

Бомжи вскочили.

– По штуке?!

– Не врешь?

– Не кинешь?

Столяр достал из бумажника три пятисотрублевые купюры и помахал ими в воздухе.

– Если по рукам, аванс получите прямо сейчас.

– При таких условиях нет базара, – всех разом подписал на шабашку пучеглазый Пупок. – Муха, Дрын, собирайте манатки.

– Да оставьте вы их. Мы после разгрузки вас назад подкинем, – попробовал отговорить их майор.

Но бомжи не прекратили сборы.

– В окрестностях свалки тьма всяких шакалов шастает, – объяснил Муха, подбирая с земли сумки и пакеты, – без нас все сопрут.

– Эх, супец жалко! – с болью произнес Дрын, выплескивая варево из котелка.

– Хорошо, – поняв, что спорить бесполезно, сдался работодатель, – только собирайтесь живее.

– Собрались уж, не дергайся, – застегивая разукрашенный причудливыми сальными разводами пиджак, успокоил его Пупок.

Ну и шантрапа! В обычных условиях он бы к таким на пушечный выстрел не подошел. Но сегодня, чтобы не выбиться из графика операции, готов на любые жертвы. Борис Васильевич тихонько вздохнул и пошел догонять ушедших вперед бомжей.

С востока надвигались сумерки. Моросил мелкий дождь. Одинокий «Москвич», свернув на узкую тупиковую двухрядку, наматывал на спидометр последние тридцать километров до поселка рудодобытчиков. Машина была не первой молодости, но ухоженная. Пятна свежей грунтовки, новые колеса и чистое звучание движка свидетельствовали, что в последнее время ее состоянием занялись всерьез.

За рулем «Москвича» сидел Олег Николаевич Петров.

Петров родился и вырос в Красноярске в потомственной шоферской семье. Его дед сел за баранку полуторки еще до войны и погиб, будучи военным водителем, в сорок втором. Отец тоже до пенсии работал шофером, а мать диспетчером автобазы. С раннего детства Олег испытывал интерес к отцовскому «Запорожцу». Когда же «ушастого» продали и его место в гараже занял новенький жигуленок, Олег просто расцвел от счастья и был готов часами не отходить от машины. Под руководством отца он в четырнадцать лет освоил технику вождения и основные премудрости ремонта автомобиля. Позже окончил водительские курсы ДОСААФ.

Осенью 1982 года Олега призвали в армию. Служба выдалась не из легких. Автомобильный батальон, где он служил, перебросили в бывшую советскую Среднюю Азию. Перед ним поставили задачу доставлять всевозможные грузы в охваченный войной Афганистан.

За время службы Петров исколесил тысячи километров афганских дорог и навидался всякого. Как и большинству побывавших на войне людей, первый бой врезался ему в память особенно крепко, хотя ничего героического он в том бою не совершил и не увидел.

По небу цвета вылинявшей джинсовой ткани катилось жгучее, солнце. Время перевалило за полдень, и жара приближалась к своему пику. Одежда липла к потному телу, расплавленные мысли лениво шевелились в голове. От сухой, горячей пыли, поднятой впереди идущей техникой, свербело в носу.

Олег смотрел то на осточертевшие голые чужие горы, то на задний борт грузовика, за которым шла его машина, и, молча, изнывал от жары и скуки. Его сосед по кабине, молоденький надутый лейтенант, с начала рейса, ревностно выдерживая дистанцию, обусловленную разностью в чинах, уклонялся от любых неслужебных разговоров.

Ближе к вечеру колонна втянулась в горное ущелье.

Вдруг впереди ахнуло, полыхнуло. Потом еще раз в хвосте колонны. Переливчатое, раскатистое эхо двух взрывов загуляло по ущелью, постепенно растворяясь в лае автоматных очередей, стуке пулеметов, буханье ружей и винтовок. Лобовое стекло кабины хрустнуло и покрылось сетью мелких трещин. Надутый лейтенант завалился на бок. Его мертвые глаза уставились на Олега.