Артур Берг - Кровь Альбарруды. Милитари детектив

Внезапно веки защипало, я встряхнул головой и тут же вскинул брови – комната стала медленно округляться, а я поплыл вверх! Исчез доктор со своими подручными, пропал Крессмо. А комиссар, продолжая сидеть на своём месте, начал незаметно сдуваться, постепенно уменьшаясь в размерах, и вскоре оказался крохотным как геккон. Он даже чем-то стал на него походить, растопырив свои приплюснутые пальцы на стекле стола и выпучив поднятые на меня фиолетовые глазки. Я усмехнулся и хлопнул по нему рукой, но моя ладонь, прошив его неосязаемое тельце, лишь окунулась в пустоту. От этого взмаха сам я вдруг сделал мягкий кувырок и растёкся по куполу потолка. Ничего себе! Стены каюты неимоверно разбухли, пол, прогибаясь, увлёк за собой маленькую смешную ящерицу. Теперь она, став совсем мизерной, сидела в самом низу шара и запрокидывала свою коричневую головку, не отрывая от меня взгляда. Все святые! И эту жабу я боялся? Ха-ха! Посмотри-ка, Дэн! Сейчас ты плюнешь и она утонет в твоей слюне! Забавное земноводное раскрыло широкий рот, и, пошевелив тоненьким яэычком, спросило:

– Где часы?

Меня чуть не разорвало от хохота – оно ещё и разговаривает! Так весело мне было только один раз в жизни, когда Фред Барселона уговорил нас покурить настоящую травку. Тогда по небу летали бронемашины. Но оказаться в колбе с говорящим лягушонком – это было нечто!

– Где часы?

Тимми, спаси! Меня трясёт от смеха – это голоногое чудовище пытается угрожать мне. Те «ролексы», что я снял с Шимански как боевой приз, и которые ты продал, чтобы помочь сестрёнке, мы должны вдруг отдать просто так, за спасибо! Без них никак не может закончиться арсенальное дело. Да пошли они все вместе взятые во главе с комиссаром!

Хвостатый лягушонок подпрыгнул и скатился обратно. Я, потешаясь над ним, поманил его рукой.

– Кому Тимми продал часы? – опять проквакал мой сказочный приятель.

Я удивлённо рассмеялся. Откуда он узнал, что часы кому-то проданы? Вот хитрец. Кто ему сказал? Тимми, я знаю одно – на те полсотни денег твоя Дина продержалась какое-то время, а что за бамбук нацепил на себя тикающее золото – не наша забота. Ты согласен, братишка?

– Где, когда он продал часы?

Вот прилепился! Ты чего привязался ко мне, икромёт?

Стенки шара неожиданно завибрировали и внутрь влетел огромный глаз.

– Комиссар! – затрубил глаз. – Я буду вынужден доложить о превышении Вами должностных полномочий.

– Не переусердствуйте, лейтенант! – Лягушонок выпрыгнул из шара.

– Эй, Симон! – Глаз маятником закачался передо мной. – Звони нашему медику в Санта-Ви. Чёрт их знает, что они вкачали пацану. Ребята, живо мальчишку на катер!

Несколько длинных и крепких рук лианами обвились вокруг меня и моментально вытянули из шара. Я ещё пытался расслабленными ладонями оттолкнуть от себя эти толстые канаты и даже перекусить зубами ближайший, но неудачно. И как-то сразу вместо недавней, такой приятной невесомости на меня навалилась многопудовая темнота.

Очнулся я только к вечеру. Боль с висков постепенно сошла, но боль в животе не отпускала. Я прислушался. Методичный скрип за стеной и приглушённые постанывания не оставляли сомнений – в соседней комнате шли попытки зарождения новой жизни. Но сейчас меня это почти не трогало. Я лежал и тупо смотрел сквозь раздвинутые бамбуковые жалюзи в проёме лоджии на широкие неподвижные листья пальмы.

О том, где я нахожусь и как оказался здесь, в этой неприбранной квартирке, мне объяснят потом. Что случилось на яхте – этот вопрос сейчас волновал меня. Я помнил Гаэтано, Крессмо, доктора. Но что там делала цыганка? Она своим завораживающим взглядом погрузила меня в транс и плотно закрыла всё, что произошло дальше.

Когда-то давным-давно я, маленький Дэн с острыми выпирающими рёбрами, вызвался помочь донье Ромирес в походе на плавучую бакалейную лавку. Увидев своего старого приятеля Лео-Кекса, швырявшего камнями в отдыхающих на заборе чибисов, я побежал вперёд, но внезапно наткнулся на колдовской взгляд. И не в силах противостоять чарам, вытянул из кармана штанов подаренную капралом монетку, собираясь отдать её цыганке.

Что было дальше, мне потом взахлёб рассказывал Лео – подоспевшая донья Анна отвела вниз мою протянутую руку и, развернув меня, прижала к себе. С минуту женщины стояли друг против друга, упёршись одна в другую тяжёлыми неподвижными взглядами. Я не верил, но Лео клялся, что цыганка, пригнувшись, стала скручивать со своего пальца перстенёк и, видимо, выйдя из краткого оцепенения, уронила голову и быстро удалилась. Только после этого донья тремя хорошими пощёчинами привела меня в чувство.