Хотя что тебя заставляет лезть к людям? Ступай обратно в лес, в стаю к Серу, к принимающим и любящим тебя. Можно было б, но…
Война… Десять лет войны. Она рубила с плеча, перемешивала куски, заново лепила как получится. Смолены, нордры, герумы, жители Матерой земли… Новая Империя, замирение меж племенами, довольство. Но между людьми и Лесом – вражда. Нет Лесу дела до человеческих бед и обид, незачем ему разбираться, за какое зло одни люди другим мстили. Помнит он только горящие беззащитные деревья, зверей и птиц, согнанных с привычных мест, детенышей, без родителей оставшихся, ягодники вытоптанные, воду, кровью замутненную. Возненавидел Лес людей, начали люди Леса бояться. В ночь последнего летнего полнолуния на празднике у Бора редко теперь человека встретишь.
Но все же через чащу людям ходить надо. Обозу купеческому, если остров огибать, путь вдвое длиннее выйдет. Раньше от одного города к другому наезженные тракты сквозь дебри вели, но за годы войны они частью заброшены были, заросли, частью самими же смоленами разрушены, чтобы враг не подобрался. Вольга провожал обозы через лес. Договаривался со зверями и нежитью, распознавал ловушки хищных тварей, выводил подопечных на верные тропы. И следил, чтобы люди Лес не обижали.
Тинггард, Хофенштадт, Воеславль… Начало пути, конец дороги. Купец отсчитает монеты, стараясь не давать серебра. Сотворит охранительный знак или перекрестится вслед уходящему проводнику, плюнет: «Тьфу, нежить!». И снова корчма на задворках, где никому ни до кого нет дела, где можно расплачиваться заработанными деньгами и ждать следующего тороватого, чтобы вести его куда скажет. Убеждать себя, что нужен людям так же, как Сер своей новой стае – собранным по лесу, отчаявшимся, растерянным, потерявшим своих одиночкам. Заставлять себя не вскидываться, прислушиваясь, когда кто-нибудь из купцов возьмется на привале рассказывать спутникам последние сплетни из столицы Империи Лагейры, о новой императрице Бертильде Ольгейрдоттир или потчевать собравшихся байками о предводителе нежити Серебряном Пламени. Только уронить лоб в ладонь, опустить голову так, чтобы упавшие волосы закрыли по-прежнему молодое, не изменившееся за шестнадцать лет лицо.
Может быть, и не было нужды так торопиться, гнать по дороге, потом под брань разгневанного стражника протискиваться в узкую щель между створок закрывающихся ворот? Заночевал бы в поле, не в первый раз. Но что сделано, того не воротишь, обратно за городские стены не попросишься. Здравствуй, город Тинггард.
По правую руку грязный приземистый домишко. Над входом, тускло освещенным горящим в плошках маслом, привешены щербатая кружка и клок сена. Трактир, привратный постоялый двор. Задержаться здесь или поискать в незнакомом городе что-нибудь более достойное? Пакостное место. За версту несет опасностью. Но пока сыщешь другое пристанище… Уже темнеет, а после захода солнца вряд ли кто откроет дверь незнакомцу. Ночевать же на улице… Или городская стража, не желая утруждать себя разбирательствами, упрячет «побродяжку» в узилище, или нападут обычные той тюрьмы постояльцы, временно гуляющие на воле. С тем же успехом, что и в обычном трактире.
Рыцарь вспомнил об обычае городских жителей выплескивать из окон разные нечистоты. Неизвестно, грешат ли этим нордры, но лучше схватиться в открытом бою с несколькими головорезами, чем быть разбуженным льющимися за шиворот помоями.
Да и кому придет в голову нападать на Божьего Пса? Все знают, что отменно обученные сражаться рыцари нового ордена денег и драгоценностей с собой не носят, а оружие их и доспехи настолько приметны, что сбыть их нет никакой возможности.
И стоит ли бояться нападения? Даже если убьют, это будет смерть в бою. Похуже, чем на ратном поле, но все же…
Еще раз оглядев небо (грозные тучи, подгонявшие его на дороге, все как одна исчезли), Лотарь фон Элленштайн вздохнул, спешился, привязал лошадь у замызганной коновязи и вошел в корчму «Ведьмино чрево».
О, истину говорят мудрые люди! Кого Аллах хочет наказать, того он лишает разума! Как можно было поверить тому проходимцу на базаре? Ведь всякому правоверному известно: голубые глаза бывают только у хитрецов и изменников! Как можно было пойти с ним в эту грязную харчевню? За каким товаром мог уйти коварный, оставив доверившегося ему простофилю в этом гнезде шайтана? О Аллах! Почтенная Фатима, старшая жена многомудрого Джаффара-ад-Дин, не дождется сына домой. Сам хитроумный Джаффар-ад-Дин тоже не дождется.
Читать дальше