Мария Фомальгаут - Кошк и Солнц

Впивается когтями в сердце несостоявшегося детища, заботливо укрывает одеялом.

Ускользает в темноту ночи.

Родригес тихонько поднимается по изогнутой лестнице в надежде найти комнату для гостей, ему навстречу выскакивает дом, который опять заблудился сам в себе.

Давайте я отведу вас…

…топот маленьких ножек по ступенькам…

…короткий смешок…

Родригес бежит в лабиринты дома, не слушая окриков дома, да что вы, да вы же заблудитесь…

.

Утром встало солнце. Оно встало раньше всех, напекло блинчиков, заварило ароматный кофе – и когда жители дома потихоньку стали собираться на веранде, завтрак уже был готов. Родригес вышел последним, хотел устроиться на единственном свободном месте, но догадался, что это место нарочно оставили в память о покойном путешествии в Японию. Однако, автор заверил Родригеса, что пожалуйста, пусть садится, куда угодно, для дорогого гостя ничего не жалко.

– Отличная у вас семья, – заметил Родригес.

Автор благодарно улыбнулся.

– Но, к сожалению, здесь присутствуют не все члены вашего семейства.

– Ну, еще бы, – автор помрачнел, – путешествие…

– Да нет, я говорю не о путешествии… а о седьмом вашем детище.

– Седьмом?

– Седьмом.

– Это невозможно. Их только шесть – четыре книги, фильм… фильм, уймись, ты уже себя показал! И покойное путешествие, и все…

– Отнюдь… с вашим седьмым детищем я познакомился сегодня ночью…

– Может, и меня познакомите? В жизни не видел свое седьмое детище.

– Ошибаетесь, уважаемый автор, вы его прекрасно видели и знаете… Эти маленькие бегущие ножки, этот короткий смешок, исчезающий в траве… Да вы сами посмотрите, – Родргиес кивнул в полумрак холла, где просвечивало что-то эфемерное, призрачное, будто бы не понимающее, есть оно или нет. Но оно было, было, и оно было ни чем иным, как…

– Да это же… – робко сказала одна книга.

– Это… – начала другая.

– Ума не приложу, – пробормотал фильм.

– Это… – прошептал детектив в мягкой обложке, – это убийство.

Все замерли, как громом пораженные.

– Совершенно верно, это убийство, – Родригес поглядел на побледневшего автора, – и кого вы убили, позвольте узнать?

– Вы собираетесь заявить в полицию? – хрипло спросил автор.

– Не беспокойтесь, я и есть полиция, – Родригес показал удостоверение, которое появилось как по мановению волшебной палочки, – вы аресто…

– …вы не сможете арестовать меня.

– Отчего же, если не секрет?

– Все очень просто. Вы спросили, кого я убил… А убил-то я вас…

Родригес еще пытался доказать, что это не так, еще силился схватить что-нибудь на столе призрачными руками, – но не мог…

– Но когда… когда… почему?

– Не помните?

– Совершенно… совершенно не помню.

– А ведь все так просто… вы внимательно смотрели фильм?

– И?

– Неужели вы не узнали…

– Что не узнал?

– А ведь это вы работали в полиции и приторговывали наркотиками… – автор смеется, – это вы хотели убить меня, когда я вывел вас на чистую воду… что поделать, я защищался…

Родригес бледнеет:

– Так вы знали… с самого начала…

– …когда увидел вас в доме.

– И вы не…

– …а что мне может сделать призрак?

Родригес встает, бочком-бочком выходит из-за стола, скрывается в лабиринтах сада…

.

…По утрам Родригес приходит на веранду раньше всех, чтобы выпить кофе – но не слишком рано, чтобы не пересекаться с собственным убийством. Убийство, конечно, ни в чем не виновато, да и вообще несладко ему тут приходится, прятаться ото всех, надо бы перекинуться с ним парой слов – но как-то боязно… и не сегодня…

Я не доверяю дверям, которые торчат вот так из пустоты посреди леса – безо всяких домов и стен.

Я не доверяю дверям, которые торчат из пустоты – это правило я придумал только что, когда увидел вот такую дверь впервые в жизни.

Я не доверяю дверям, которые…

…да.

А ведь только что мечтал увидеть хоть какую-нибудь дверь, да что дверь – хотя бы огонек посреди леса, свет, на который можно пойти, чтобы добраться до дома, из окон которого и льется этот самый свет, ждет меня, накрывает на стол, заваривает чай и поглядывает на часы.

И чем больше я смотрю на дверь, тем больше понимаю – выбора у меня особенно-то и нет, потому что кто его знает, как далеко простирается этот лес, и кончается ли вообще где-нибудь. И мне не остается ничего кроме как…

– Входите… пожалуйста…

– А?

– Пожалуйста… входите… я же вижу, вы заблудились… устали…