Александр Сигаев - Высшая степень документальности

Знакомство оказалось лёгким. Нуллус пожал ручку двери и вошёл. Наверное, из-за отсутствия света внутри было слегка мрачнее и серее, чем ожидал входящий. Не было ни цветов, за исключением небольшого и незамысловатого изображения анютиных глазок в рамке на стене, ни ковра, ни старинного изящного телефона на крошечном круглом столике. Однако сказать, что здесь было неуютно, было бы неправильно. Уж как минимум пол скрипел, да пахло свежим хлебом. В углу первого этажа сидел старик и смотрел телевизор.

– Доброе утро, – поздоровался Нуллус.

– Доброе-доброе, – старик кивнул, не поворачивая головы. – Ты видел, что они творят? Вот это бой. Я всё жду, что один из них упадёт, но это крепкие парни. Почти как в старые времена.

– Мне в тридцать седьмую, – произнёс Нуллус.

– Уплачено за месяц, считая от сегодняшнего дня, – ответил старик, достал из кармана ключ и протянул его Нуллус. – Третий этаж.

Нуллус взял ключ и поднял наверх. Он стал жить в небольшой квартире, даже не в квартире, а в комнате, даже не жить, а просто стал бывать там. До того, чтобы начать жить, было ещё далеко. Пока же Нуллус, ни на чём особо не задерживая взгляда, осмотрел новое жилище, отметив, что сестра за короткое время нашла приличную квартиру за разумную плату, выложил немногочисленные вещи и сел за стол. Ожидая прихода сестры, он достал из кармана деньги, отсчитал условленную сумму, которую сестре пришлось заплатить авансом за жильё, и рассовал две получившихся части по разным карманам.

– Старик, кто выигрывает? – прокричали на улице.

– Ты же знаешь, что выигрывает всегда тот, против кого ты ставишь! – раздался в ответ уже знакомый голос.

– Ты чего вышел? Опять же пропустишь всё.

– Всё, ухожу. Так, воздухом подышал.

Нуллус достал стакан из шкафа, помыл его, набрал из-под крана воды и залпом её выпил.

– Фух, последний раз пил воду ещё в другом городе, – усмехнулся Нуллус. – Но на вкус ничем не отличается.

Он ещё раз обошёл свою новую квартиру. Здесь была кухня и довольно большая комната с пастельно-синими стенами, деревянными столом на изогнутых ножках, стульями, кроватью и большим окном, у которого Нуллус и остановился.

«Неплохо, – подумал Нуллус, глядя на улицу, – это не проходной двор. Они здесь сидят в тапочках на стульях под окнами. И можно бы сказать, что я приехал туда же, откуда уехал, да что-то мешает. Всё-таки одни просты по воле случая, другие по воспитанию. Интересно, стулья-то хоть на ночь заносят в дом? А ведь мать даже полотенце перед окном стеснялась сушить. Пойти, что ли показаться соседям?».

Он вспомнил про покойных родителей и решил, что оказался слишком плохим сыном лишь потому, что его мать оказалась слишком хорошей матерью. Он понял это поздно и в итоге стал обычным сиротой. Ведь если плыть по течению, всё в мире найдёт свой антипод и бесследно исчезнет. Точно так же, как исчезают ненависть и чувство долга, если назвать их стойкостью духа и корыстью. Если ошибиться дважды – по разу в обе стороны – целое остаётся нерушимым, но перевёрнутым с ног на голову. Прощая Аполлону Марсия, легенду оставляют легендой. Призывая Гекату на помощь Цезарю, легенды создают.

Нуллус спустился на улицу, обошёл крыльцо, опёрся спиной на перила и принялся наблюдать, как дети собрались гурьбой на самом углу и занялись чем-то непонятным, но весёлым. Они перебегали с места на место, показывали в сторону пальцем и дружно туда смотрели. Подбрасывали в небо монетки и ловили их на тыльную сторону ладони и обменивались звучными щелбанами. А если монета падала на землю, то дети громко объявляли:

– Не считается!

И крошечные кругляшки вновь вращались в воздухе, повинуемые детской неуёмности и вселенской сдержанности. Один мальчишка принёс гайку, привязанную к белоснежному перу. Подобное изобретение вызвало у шумной компании неподдельный интерес. Дети по очереди брались за перо и подбрасывали гайку, но вселенная вновь и вновь отказывалась от подношений, и гайка падала, звонко ударяясь о дорогу и тротуар, и перо становилось всё серее.

– Вы там долго ещё? – возмутился нетерпеливый детский голос из-за угла.

– Мы ждём ещё двоих! – раздалось в ответ.

– Так и стемнеет, пока дождёмся! – повторился недовольный крик. – А я завтра уеду на месяц!

– Скоро придём!

И все вернулись к своим прежним занятиям, а Нуллус подумал, что не умеет так весело кого-то ждать, как эта беззаботная орава.

Из подъезда неподалёку выбежали двое ребят и тут же присоединились ко всеобщей суматохе. Ребята принялись что-то бурно планировать, и поражало то, что все были согласны со всеми, оттого общее решение принять не удавалось. Но вот один мальчишка остался на дороге, а остальные попрятались за машинами и ступенями. Храбрец, то ли сам вызвавшийся, то ли назначенный, забежал за угол дома, откуда недавно раздавался недовольный детский голос и спустя минуту вернулся с криком, преследуемый оляпистой толпой, вооружённой вёдрами и бутылками с водой. Когда чужаки выбежали на середину улицы, храбрец уже достиг двери дома и скрылся за ней.