Александр Сигаев - Высшая степень документальности

– Ну, ты-то ходишь. Да и утонул он уже давным-давно. Нас ещё на свете не было.

– А я слышал, его утопили, – начал спорить другой мальчишка.

– Враньё ты слышал. Мне говорили, что он вообще не утонул, а просто памятник здесь поставили.

– За лесом в поле? Его же потом не найдёшь, этот памятник.

– Утонул он, – уверенно сказал Нуллус. – Поспорил с кем-то, что до дна достанет и утонул. Мне отец рассказывал, а они ровесники были.

– Всё равно это давно было.

– То есть ты думаешь, что раз давно, то больше и не будет?

– Нет, я думаю, что если один раз уже случилось, хоть давно, хоть вчера, то во второй уже обойдётся, вот и всё.

– Может он специально утонул? Я слышал, таких отдельно хоронят.

И мальчишки затихли, и в тишине почувствовали, как тёплый ветер, рвущийся по просторной и гостеприимной равнине, обдувает их волосы и сушит их кожу. Наткнувшись, может и не на правду, но на нечто ранее неизвестное, что правдой вполне могло быть, детям показалось, что лето впереди такое длинное, а они уже так много узнали. Да и день ещё не начал остывать, и будет ещё и обратный путь через лес, и ужин, и разговоры родителей о делах в городе, и свежая постель, и уверенность, что так будет всегда и дней таких будет ещё так много, что они ещё и надоедят.

– Я всё-таки не верю, что он просто нырнул и утонул, – вдруг произнёс короткостриженный. – Да мы каждый день ныряем. И кроме нас тут бывает не протолкнуться. И больше ни одного памятника. Да я прямо сейчас нырну до самого дна, а через час уже дома буду.

– Да я, да я! Никуда ты не нырнёшь! Тебе знаешь, как влетит, если родители узнают! – заволновались ребята.

Но короткостриженный уже поднялся на ноги.

– А вот нырну. Прямо до самого дна.

– Ну, если ты нырять будешь так же, как вы с Нуллусом только что реку перепрыгивали, то лично я спокоен, – засмеялся один мальчишка.

– Как мы поймём, что ты правда до дна достал? – спросил другой.

Короткостриженный задумался. Нуллус потянул его за руку и тихо сказал.

– Садись ты. Не будет из этого ничего хорошего.

– Да погоди, – отдёрнул тот руку, – мама ты мне что ли? Заладили. И плохого тоже ничего не случится. Я вот что придумал, я прыгну с пустыми руками, а когда вынырну, то у меня камень или хотя бы комок грязи будет.

Ребята переглянулись, словно совещаясь. И каждый из них понимал, что если встать и уйти, то товарищ их в одиночестве ни на какую глупость не пойдёт. Но каждый боялся не найти поддержки и потом не иметь возможности рассказывать, что он в этот момент был здесь и всё видел своими глазами.

– Идёт, – сказал один из мальчишек. – Где нырнёшь?

– Да прямо возле памятника. Чтобы никто потом не говорил, что я неправильно нырнул.

– Чего у тебя голос-то задрожал, – смеялись ребята, – и кожа мурашками покрылась.

– Это от ветра, – смущённо потёр руки короткостриженный.

Они подошли к памятнику. С чёрно-белой фотографии смотрело молодое улыбающееся лицо.

– Была не была, – вздохнул короткостриженный и вновь прыгнул в воду. Вода возмутилась, зашумела, но приняла смельчака.

Ребята подбежали к самому берегу и принялись всматриваться в глубину.

– Вон он! Вон он! – кричали они и тут же вздыхали. – А нет, показалось.

Все вдруг поняли, как много надо времени, чтобы успокоилась поверхность воды и как неотвратимо её успокоение. Она вновь стала гладкой и показывала мальчишкам их напряжённые лица и безмятежное небо позади них.

– Да где он? – почти шёпотом произнёс один.

Нуллус взглянул на памятник и удивился, как похож человек на фотографии на смельчака, находящегося сейчас под водой.

Через мгновение полетели брызги, и короткостриженный вынырнул из воды, весь раскрасневшийся и жадно хватая воздух.

– Смотрю, никто не кинулся меня спасать, – с усилием засмеялся он и поплыл к берегу.

– Да чего тебя спасать, мы за тебя и не боялись, – произнёс один мальчишка, вместе со всеми отходя от берега и давая короткостриженному пройти.

– А зря, – серьёзно произнёс недавний храбрец, – я и сам боялся. А когда нырнул, то вообще страшно стало. И дна там никакого нет.

Короткостриженный показал пустые ладони и с грустью и пониманием взглянул на памятник. Мальчишки вновь устроились на тёплой траве и замолчали, осознав, как всё могло обернуться и как, возможно, однажды уже обернулось. Но дети долго не грустят, словно понимая, как непродолжительно их детство.

– Смотрите, журавли! – нарушил молчание один из мальчишек, и лица остальных обратились наверх, где размеренно и с достоинством проплывала стая длинношеих птиц.