Влада Билоус - Когда придёт Человек

Они приехали. Улицы были хорошо освещены. Вдалеке визжала сирена патрульной машины.

Роман остановился и нажал кнопку, открывающую багажник.

– Я вам помогу, – сказал Женя, и вслед за Вознесенским и водителем вылез наружу.

Рома, уже привыкший к подобному ритуалу, стал, распростерши руки, пока Саша цеплял на них набитые едой пластиковые пакеты. И ему было совсем не тяжело.

Сигнализация на машине щелкнула.

Они вошли в подъезд. Дом был новым, не таким, как квартира Жени. В подъезде пахло не пылью, сыростью и котами, а бытовой химией, впереди стояли лифты, новые и широкие.

– Это круто, что вы и живёте, и работаете вместе, – сказал Женя.

Роман улыбнулся. Вознесенский сказал:

– Я спас этого человека от безработицы.

Тут Саша вдруг вспомнил бедного и голодного Романа год назад. «Я людоед. Посмотри, в кого они меня превратили! Нет! Не подходи ко мне. Я боюсь, я не контролирую себя…» Вспомнил, как тот не выходил из дома неделю, запер все двери и никого не впускал. Тогда его лучший друг, глядя на то, как на смене санитары зашивают тело, вдруг кое-что придумал. И, отправив Павла Петровича и Катю перекурить, Саша взял в руки нож. Сначала он просто выносил с работы железные контейнеры, но потом к нему пришла идея: его друг ведь прекрасно водит автомобили, почему не устроить его на работу к себе?

Именно так, Вознесенский спас Рому.

Они поднялись на четырнадцатый этаж. Пока Саша возился с замком, его лучший стоял, обвешанный покупками, как новогодняя ёлка гирляндами.

Вознесенский свалил пакеты к себе. Потом достал из кармана пальто Романа его ключи и открыл дверь к нему.

– А вы давно дружите? – спросил Женя, видя, как по-хозяйски Саша заносил пакеты на кухню Романа.

– И молоко поставь в холодильник! – крикнул водитель. – Я разуваться не хочу… Осторожно, там яйца! – Роман стоял на пороге, опираясь рукой на дверь. Затем он повернулся к Жене, отвечая на его вопрос. – Мы на перекуре познакомились. Он тогда десятый раз бросал… Всегда бросает.

– Да я бы тогда сто процентов бросил. Выхожу такой на балкон кофейку попить, воздухом подышать. А он стоит… – Вознесенский взял последний пакет и понес его вглубь квартиры.

– Это была любовь с первого взгляда, – пропел Роман с поэтической интонацией. – А так… Да года четыре, наверное…

Ещё на второй своей смене, обживаясь в санитарской, Женя заметил на стене фотографию. На ней было около десятка человек. Парень узнал там Павла Петровича и Вознесенского (оказалось это было фото с его дня рождения). А потом присмотрелся и увидел молодого человека рядом с Сашей. Стрижка его была покороче, и сам он был не то, чтобы полнее, но с более мягкими чертами лица. Это был Роман, но не похожий сам на себя: без бледности и фиолетовых кругов под глазами.

«Он тогда тут не работал ещё», – пояснил тогда ему Павел, перекатывающий во рту мятную конфету.

Образ Романа с фотографии контрастировал с Романом нынешним: сейчас его глаза были выразительнее, а из-за впавших щек казалось, что он никогда не ест. Женя подумал о наркотиках, и ему стало неприятно.

Когда они спускались вниз на лифте, молодой санитар заметил, что Роман пахнет хорошим парфюмом. Женя подумал, что в Восьмерке действительно очень хорошо платят, раз уж даже водитель одевался, как президент.

Он видел выражение бледного лица сквозь зеркальную панель лифта: задумчивое, спокойное. Женя не ожидал, что Роман поднимет глаза и заметит, как парень на него всё это время пялился. Их взгляды встретились, и Женя тут же отвернулся.

Дверь лифта открылась.

Компания села в машину. Роман завёл тихий мотор, запело радио. Приборная панель едва освещала его худое лицо, зелёный и красный свет датчиков блестел на уложенных гелем волосах.

В это время Саша созвонился с Павлом Петровичем, а тот громко ругался, где их носит.

Роман затормозил возле ресторана, где уже стоял раздолбанный красный автомобильчик Павла. Хозяин машины курил, сидя на багажнике.

Заведение, в которое они собирались, было переделанным подвалом дома, но, тем не менее, оно пользовалось популярностью у местных. При входе ярко горела вывеска, и сквозь узкие окна просвечивались тени людей.

Четверо коллег прошли в зал, и после прохладного апрельского ветра Жене показалось, что внутри было более чем тепло.

Стены укрывала отделка под натуральный камень, в зеркальном чёрном полу отражались красно-оранжевые светильники, на полу стояли милые бра. Из-за голосов людей музыка была почти не слышна.