Влада Билоус - Когда придёт Человек

Женя повертел огнемет в руках. На рукоятке была выгравирована фамилия Полищук.

– А кто такой Полищук? – спросил он.

– Не такой, а такая. Это огнемет Кати. До тебя работала, – сказал Павел, и мятная карамель захрустела у него на зубах. – Теперь держи вот эту штуку, – сказал он и дал младшему санитару тяжёлый тесак.

– А это?

– Сразу палить безголового нельзя. Надо пригвоздить к земле, пока я буду пытаться собрать образцы живой ткани для ГСБ, – объяснял Саша. – Часто это не получается, и мы забиваем… Только никому об этом не говори, – и Вознесенский приложил палец к губам.

Павел показал Жене, как огнемет включить, как проверить в нем заряд, как снимать баллон с огнесмесью и как его заправлять.

– Учись пока, – сказал Саша, – а мы с Пашей тогда за дело. – И он кивнул Павлу на холодильник.

В обязанности Вознесенского как эксперта не входила подготовка тела к похоронам, но он переживал, что его воровство будет замечено коллегами с другой смены. Поэтому Саша перестраховывался, часто зашивая труп самостоятельно.

Женя держал огнемет в двух руках, и через несколько минут парень понял, что оружие и правда тяжеловато. Вознесенский, в это время натянувший уже брезентовые нарукавники и фартук, выпалил:

– Блин!

Он подошел к тому же шкафчику с оружием и достал короткий серебряный ножик.

– А вот это ты должен всегда носить с собой. Даже когда мусор выбрасывать идёшь. Пристегни к поясу или ещё куда-то, но серебряное оружие держи при себе. Вся нечисть боится серебра. Что ты его железкой пырнешь – всё равно. Серебром хоть как-то защитишься.

Женя кивнул.

Вознесенский вернулся к телу.

Решившись поупражняться в боевой стойке, Женя бросил нож в карман халата, потом выставил вперед огнемет, взяв его, как показал Павел, двумя руками, и положил пальцы на спусковой крючок.

Так случайно получилось (он правда не хотел, чтобы произошло что-то подобное), но струя огня направилась прямо в сторону стола, за которым сидел Роман. Стол не загорелся, пламя до него даже не достало, было слишком далеко.

Но Роман при этом сразу же среагировал, с нечеловеческой силой отбрасывая от себя стол ногами и руками – его рефлексы.

– Комп! – крикнул Вознесенский, но большой белый экран уже разбитый лежал на кафельном полу, а рядом с ним системный блок, осколки вазы, конфеты, разбросанные карандаши и ручки. Роман на кресле с колесиками отъехал в самый угол. Глаза его, пусть и не горели синим, остекленели от страха, сам он дышал тяжело и часто.

Вознесенский, держа в испачканной кровью руке иглу, посмотрел на перепуганного Женю с огнеметом, затем перевел взгляд на Романа, похожего на кота, которого облили водой – тот весь сжался, готовясь напасть.

«Цирк», – подумал Саша.

Павел при этом, понимая мысли эксперта, хихикнул про себя, а затем, печально сведя вместе брови, посмотрел на разбитую вазу с конфетами.

– Ну, зато повод попросить у Шумкова (это наш начальник отдела по борьбе с ночной преступностью) новую аппаратуру, – сказал Саша, пытаясь сдержать подступавший смех. – Убирайте теперь…

Женя смотрел в глаза Роману, а Роман смотрел в глаза Жене: казалось, их грудные клетки поднимались и опускались в одном ритме. Что-то щелкнуло. Что-то случилось… Что-то опасное, когда они вот так посмотрели друг на друга. Что-то запустило тот страшный механизм, предвещающий конец. В голове новенького санитара среди тысяч кубиков воспоминаний один, самый древний, закрытый крепко-накрепко, задрожал. Но ни Роман, ни Женя этого не поняли.

– С прицелом тебе надо ещё поработать, – сказал водитель, выдыхая уже более расслабленно. – На предохранитель нажми… – и вновь в его голос вернулось высокомерие.

Женя только после этих слов опустил голову на огнемет и надавил вниз красный рычаг – как оказалось, тот всё время был поднят.

Пока новенький не видел, Роман одной рукой поднял и поставил дубовый стол с забитыми бумагой ящиками на место. Вознесенский при этом, сводя вместе человеческую ткань, посмеивался.

– С вас новая ваза, – сказал Павел санитару и водителю.

Жене было неловко и неудобно. Роман быстро вынес разбитую технику на улицу, пока парень сметал в кучу осколки и разбросанные зеленые конфеты.

После второй смены он хотел только одного – поспать, однако занятия в училище начинались уже в девять. На прощание Вознесенский сказал ему, что тот привыкнет, «даже Рома привык». Ведь когда работа заканчивается, начинается обычная, ничем не примечательная жизнь.