Влада Билоус - Когда придёт Человек

– Да нет, я так… Побыстрее бы закончить, а потом работать. А вообще, – парень осмотрел освещенный желтым фонарем дворик Восьмерки, задумавшись, – как пойдёт.

– Ой, я тоже так… – Роман усмехнулся. – Жил себе, а потом «как пошло», и я оказался тут, ха-ха-ха, – водитель показательно потрепал себя за комбинезон, демонстрируя униформу.

Ночь была темной. Из-за отсутствия нормального освещения круги под глазами Романа казались санитару вообще черными.

Дверь хлопнула, и на улицу вышел Вознесенский.

– Как вы тут? – обратился он к подчиненным, садясь на скамейку так, что Женя оказался между ним и водителем. – Я его на воздух выгнал, подышать немного, – произнёс он, с двусмысленной улыбкой глядя на своего друга.

Роман закатил глаза.

Саша вынул из кармана пачку сигарет и достал одну.

– Броса-а-аешь, – протянул Роман, устало посмеиваясь.

Вознесенский вздохнул, но все же покорился и засунул пачку обратно в карман.

– Вы все на работе дружите? – спросил Женя, все еще пытаясь поддержать беседу.

– Скажем так, мы с Ромой родственные души.

– Я тебе более того скажу, – добавил Роман. – Убирай Саша за собой, я б на нём женился.

Вознесенский засмеялся:

– Поэтому я и не убираюсь.

Первая в жизни Жени смена закончилась в шесть утра. Он отправил девушке сообщение, принял душ и переоделся.

– Тебя подкинуть, может? – предложил Роман. После того, как они посидели на улице, он вернулся в секционную.

Женя представил, как его подвезут на ритуальном фургончике и вежливо отказался.

– Ну смотри мне, – усмехнулся водитель.

Пока санитар шел до остановки, мимо него по грунтовой дороге медленно проехал вовсе не рабочий фургон, а та самая черная дорогая машина, которую он видел у ворот. Ему пару раз просигналили. За рулем сидел Роман, а на пассажирском сидении – Саша.

Самое страшное – после смены возвращаться домой. В слишком огромную квартиру, как для человека, который живёт один. Из-за стены доносился храп Вознесенского: они с Романом были соседями.

Утренний свет все равно проникал сквозь плотно закрытые шторы. Парень лежал в постели и ворочался туда-сюда, думая обо всём на свете, до сих пор видя в голове остатки, тонкий шлейф из воспоминаний санитара. Скоро этот шлейф улетучится, и станет совсем одиноко. Страшно и одиноко.

Поэтому Роман не смог уснуть. Пошел на кухню, сделал себе кофе: он любил нагревать молоко и всыпать туда растворимый порошок, вообще не используя воды. Так ему казалось вкуснее.

«Жил себе, а потом „как пошло“, и я оказался тут, ха-ха-ха», – в голове выплыли его собственные слова, сказанные на смене санитару.

Куда теперь оно пойдет? Куда теперь всё это пойдет? Он же не сможет быть водителем в Восьмерке вечно. Рано или поздно он сорвется на кого-то живого. Роман был в этом уверен и со страхом ждал, когда это случится.

Он сел за компьютер. Хотел отвлечь себя, для общего развития читал исследования очередного учёного, который пытался восстановить утраченные языки соседних народов. Только Роман не видел текста. Разум туманили собственные мысли. Их было много, целая куча ужасных мыслей. А все потому, что рядом не было никого, чтобы его отвлечь. Если бы Вознесенский проснулся, зашел к нему и начал шутить свои тупые шутки, было бы легче. Но Саша спал.

Роман боялся самого себя, своей сущности, когтей и клыков. То, что сидело внутри него, то, кем он являлся на самом деле, было в тысячу раз сильнее любой воли. Своих действий Роман предсказать не мог, и совесть не позволяла ему просто так находиться среди людей, не переживая за то, что он может кому-то навредить. Вот так Роман, привыкший быть в центре общества, оказался почти что изолированным. Без перспектив и без какой-либо жизни вне бесконечного круга: дом, Восьмерка, дом.

Парень упал лицом на клавиатуру и зарыдал.

Он слышал, что о нём говорили. Этот противный слушок в университете, откуда он едва выпустился, о том, что Роман Клиневич на самом деле сидит на наркотиках. Хотя вещества он при этом ни разу не пробовал.

Его жизнь, как думал Роман, с каждым годом становилась всё хуже и хуже. И смысла в своем существовании он не видел. Вместо него этот смысл отчаянно пытались найти брат, лучший друг и правительство страны.

А ведь Роман так любил купаться во внимании, с самого детства. Он говорил о своем одиночестве, пока за ним следовала толпа обожателей и учителей, пока земля вращалась вокруг него, а мать и брат сдували с него пылинки.