Владислава Николаева - Игорь

– Поплывёт, – не согласился Игорь, разглядывая грубую плоскодонку с огромным коробом, занимающим почти всё место от борта до борта.

Для четверых она определённо была мала. Либо трое детей, либо один взрослый мужчина крайне высокого роста. Йор хоть и был довольно рослым для своих лет, стоя рядом, был лишь немного выше его локтя. Мальчики встревоженно переглянулись.

По-видимому довольный лодкой Игорь лёг на холодную скалу по другую сторону костра от брата с сестрой.

– Господин, – позвал Лен, – поговорив с вами, мы все пришли к выводу, что вы тьма, но разве свет не должен вредить вам?

– Свет мне абсолютно ничего не должен, – усмехнулся Игорь, оскалив острые белые зубы. Весьма неумелое подобие улыбки. Опять ни веселья, ни радости. – Просто когда нет ни света, ни тепла меня это не тяготит.

– Простите нас за расспросы, – смущённо вмешалась Клоя. – Мы вам благодарны за вашу помощь, независимо от того, кто вы есть. Просто, мы хотим понять…

– Ничего, – он без раздражения пожал плечами, – но я уже говорил. Я – Игорь. Больше мне про себя сказать нечего.

Сумерки сгущались, на небе собирались чёрные тучи. Мужчина, растянувшись в полный рост на спине, смотрел ввысь. Его волосы, брови, ресницы и глаза были темнее черноты неба. Он не был существом крови и плоти, как говорилось в старину. Даже если и была в нём и кровь и плоть, он был существом тьмы, и вглядывался холодной тьмой своих глаз в холодную тьму ночного неба над океаном. И холода в нём, несравнимом размерами с океаном, было не меньше.

– И что, если вы тьма, вы ничего не боитесь? – осмелился спросить Лен.

Чужак, казалось, не имеет привычки давать волю гневу.

Ветер едва поднимался, ещё стоял дневной штиль. Тихо произнесённые слова Лена разнеслись на многие метры – то самое роковое затишье перед страшной бурей.

– Пожалуй… боюсь, что не смогу выполнить свою работу, когда буду нужен… Остальное меня не пугает.

– Если совсем не бояться за себя, можно сгинуть! – Клоя говорила громче, чем требовалось.

Недовольное небо начинало бурчать и взрыкивать, как раздражённый зверь. Игорь перевёл взгляд с совершенно чёрного неба на детей. Отблески костра причудливо играли на его лице. Казавшиеся чёрными глаза поймали и поглотили всполох, настолько они были противоположны свету, что не терпели его малейшего присутствия. Клое показалось, что океан смотрит на неё, влажная чернота уступила, углубилась, выдала синюю искру. Игорь сказал просто:

– Мне не дано умереть, я могу лишь переходить между мирами.

– Учитель говорил, что бессмертно лишь то, что никогда не рождалось, – вставил Лен.

– Это умная мысль, – кивнул Игорь. – Но моя практика расходится с этой теорией… Если произнести моё имя, я приду, и меня ничто не остановит. Моё имя само придёт в голову тому, кому суждено призвать меня, и я явлюсь в любое время, в любой мир.

Дети невольно приоткрыли рты и, распахнув до предела глаза, слушали спокойный голос бога тьмы.

– Вы один отвечаете за все миры? – суеверно прошептала Клоя.

– Нет. Таких как я почти триста… и ещё есть дети, продолжающие дело отцов… Некоторые из них также тьма, другие – свет. Есть особый мир, в котором такие как я лишаются памяти. Мы попадаем в него по очереди. Только там мы можем иметь семью. В нём мы начинаем жизнь с начала: рождаемся, взрослеем, обзаводимся семьёй, а когда дети вырастают, покидаем этот мир. Наши дети наследуют часть нашей силы и тоже должны помогать нуждающимся.

– Вы хотите туда? – засомневался Йор.

Игорь уставил на него пристальные глаза. Йор смешался. Лен предпринял попытку заслонить друга плечом.

– Я… – Йор хватил ртом воздух, – мне показалось… в вашем голосе… вы сказали это так… словно говорите о вынужденном, а не о чём-то приятном…

Игорь отвернулся. Йор беззвучно выдохнул через рот.

– Я прощаю тебя, мальчик.

Последняя фраза была лишена красок, безжизненна. Его лицо, которое казалось Клое таким одухотворённым, даже красивым, стало печально, а глаза, тёмные и глубокие, как воды Рьяного, неподвижно остановились на одной точке.

Темнело. Вокруг дико расходился океан, готовясь породить бурю, какой ещё не видывал мир. Она рождалась в муках, брызги долетали и до их высокого убежища. Игорь натянул вокруг кусок сложенной вдвое парусины. Тяжёлая сырая ткань хлопала под порывами. Яростно дул ветер, тьма сгущалась, готовясь первой поприветствовать нарождающееся зло.

Клое было не по себе. Годами её, как всех детей, учили остерегаться тьмы – в ней были все беды, а за эти два дня девочке пришлось повидать больше тьмы, чем за всю предыдущую жизнь. Они сидели с мальчишками, плотно прижавшись друг к другу и почти засунув ноги в костёр. Дети и думать не могли о том, чтобы спать в таком месте – темнота, непроглядная чернота окружала их со всех сторон. Если бы они так не устали прошлой ночью, им и тогда не удалось бы сомкнуть глаз.