Владислава Николаева - Игорь

Тем временем молот волны уже был занесён над ним. Вал поднимался, чтобы ударить. Мужчина побежал, два шага и только – бульк! рыбкой, прыгнул перед самым ударом в глубину, убежал от вала.

Когда он снова появился над поверхностью, в его щёку упиралась безвольно опущенная голова девочки. Мальчишки радостно воскликнули, увидев обоих. Радостный крик проглотила буря. Никакой радости не прорваться из её рёва.

Как и надеялся мужчина, мальчишкам хватило сноровки добраться до досок.

Опасность далеко не миновала – девочка нахлебалась воды и потеряла сознание. Да и не утони они с кораблём или с волной, низкая температура доконает их за час. Мужчина хмурился, кулаком вжимая спину девочки в свою грудь. Она пришла в себя, закашлялась, закрутила головой, к горлу подкатила вода, полилась из горла обратно.

Мужчина подтянул к себе мальчишек и снова поплыл, продвигая себя вперёд с помощью всего тела, словно дельфин входя в воду головой. Упорства ему было не занимать, но тяжёлые мысли не покидали его. Дети цеплялись за него руками, которые становились всё холоднее по сравнению с его разгорячённым упражнением телом. Ещё он знал, что они давно не ели, зато наглотались холодной солёной воды. Они умрут не так скоро, как остальной экипаж, но умрут.

Лицо мужчины исказилось как от горечи. Его натура протестовала против выбора, который требовался от него.

Если не выбрать сейчас одного из них, чтобы тот мог плотно прижаться к его согревающей спине, все они продрогнут и погибнут.

Он перестал грести. Замер, тяжело дыша от злости. Три хрупких тела невольно прильнули к нему. Его взгляд зацепился за сжатые на его плече бледные пальцы. Мысли стали ещё более невыносимыми. Как, спрашивается, будет жить его избранник, зная какой ценой обошлась эта безрадостная жизнь?

Вал следовал за валом без перерыва. Дети со страхом и надеждой смотрели в построжавшее лицо спасителя. На миг в нём промелькнула ненависть, и он, приняв какое-то решение, ещё быстрее, чем прежде поплыл вперёд.

Волны, волны, волны, уже не волны – валы. Их правильно называют – валы. Они высокие, как горы, и тяжёлые, как горы. Они гремят, как сталкивающиеся горы.

Через полчаса, когда впереди из-за валов показалось что-то, за спиной мужчины были почти мертвецы. Местные воды видели немало таких – почти мертвецов. Они ещё бодрятся, они двигаются, говорят, их зрачки реагируют на свет, совсем как у живых, они даже скажут, что с ними всё в порядке, надо только отдохнуть, но заснув, им уже не проснуться…

Что там, впереди? Остров? Им это уже не поможет.

Крошечный остров, не зоркому не заметить. У островка обрывистые края.

Отвесная стена переходила в горизонталь в пяти метрах от места, в которое вбивались волны. Туда же, в голую скалу вынесло и их. Мужчина принял удар на свою спину. Дети не держались сами, безжизненно повисли на нём, не говорили, что всё в порядке, что им только нужно отдохнуть. Он всё отчаянно лез вверх, рыча, помогая себе даже зубами, которые оказались по-хищному острыми. В его распоряжении была только одна рука – ей он пришибся о палубу, в другой он держал тонкие запястья.

Наверху он, придавливая грудные клетки, заставил детей выплюнуть морскую воду, растёр им руки и ноги, вынудил стянуть холодную мокрую одежду, усадил под отвес скалы, развёл костёр, умудрившись разжечь его с помощью промокшего под дождём горючего и, исчезнув на полчаса, вернулся с семью рыбинами в мешке из собственной рубашки, цепляющей глаза белизной в этой темени. Дети дрожали, вжимались друг в друга и почти засовывали ладони и ступни в костёр.

Дождь продолжал лить. Мужчина, сурово сжав челюсти, развёл ещё один костёр и вкатил в него с десяток булыжников. Камней вокруг было в избытке, зато растений невидно никаких. Пустота. Не остров, а голый пень, торчащий посреди холодной бездны.

Мужчина выкатил камни из костра голыми руками, уложил на них рыбин, уже без чешуи, её он снял ножом, который очень кстати не потерялся в воде. Пока готовился ужин, мужчина снял штаны, крепко выжал всю одежду и разложил её по каменному полу вокруг огня под навесом из скалы. Потом он снова растёр детей пахнущими рыбой руками и в очередной раз вышел в дождь, растворившись в темноте за костром.

Его отсутствие было тревожным. Ночь проглатывала высокий силуэт без остатка, растворяла плоть в чернилах, глушила звук высоким воем мокрого ветра. Зима в просторах океана страшна не снегом. Неограниченный ничем простор насквозь продувается ветрами, влага проникает во всё. Холод лишал детей способности соображать. Всякий раз им казалось, что высокий человек ушёл навсегда, ночь не вернёт его.